Сердце и Думка - [18]

— Ой! — раздалось аккордом семь голосов.

— Ага! вот каким образом семь лучей, стекаясь в одну точку, производят искру! — сказал Нелегкий, приставив пригоршни под искры, посыпавшиеся из глаз от столкновения лбов.

— Ах, извините! — вскричали: Полковник, Маиор, Городничий, Прапорщик, Судья, Поручик и Медик-Поэт, отскочив друг от друга.

— Куда изволите идти?..

— Прогуливаюсь… В полицию… До свидания, до свидания, до свидания!

— До свидания!

— Что за шум у ворот? посмотри! — сказала Наталья Ильинишна человеку, который дремал в передней.

— Сейчас-с! — отвечал он, протирая глаза; вышел, посмотрел кругом, воротился и донес:

Никого нет-с!..

XII

Возвратись окольной дорогой домой, Поэт присел к столику, думал и писал:

Я был уже на шаг от чудного эдема,

Где лучезарная…

— Нет!..

Благоуханная в нем лилия цветет!

Я думал: вот, сорву!.. Как вдруг завистник-демон

В священные врата загородил мне вход!

Я отступил от них с отчаяньем и грустью:

Увы! Напрасен был души моей порыв!

Так иногда челнок, приплывший уже к устью,

От моря отразит нахлынувший прилив!..

— Чудо! — вскричал Поэт, бросив перо,—

Так иногда челнок, приплывший к устью…

— Правда, это очень хорошо! — пробурчал Нелегкий, который, проносясь мимо окна, был завлечен частым упоминанием демона и присел подле Поэта прослушать его стихи. — Правда, это хорошо, только тут не разберешь: челнок ли отразил нахлынувший прилив, или нахлынувший прилив отразил челнок!

— Вот прекрасно! — отвечал Поэт на эту мысль, — кто имеет в голове логику, здравый смысл, тот поймет, что челнок не может отразить прилива и, следовательно, здесь челнок отражен приливом.

— Вот теперь я знаю, почему стихи могут обходиться без здравого смысла: здравый смысл должен быть не в стихах, а в голове читающего и слушающего стихи, — думал Нелегкий, отправляясь в путь. — Однако ж это клевета поэтическая, что будто бы демон заграждает путь в эдем! Демон ни часовой, ни сторож, ни бутошник: он благородная особа, имеет право ездить четверней… не только что четверней — цугом!.. имеет вход в лучшие дома, и не только что в лучшие — в самые лучшие, в бесподобные!.. Он может… да мало ли что он может!.. Только не может быть поэтом… потому что… хм! и не придумаешь почему; а не может!..

Между тем как Поэт думал и писал стихи после неприятного столкновения у ворот, прочие соперники, возвратясь домой, повторяли: черт знает что за встреча!..

— И очень знает, то ли еще будет! — повторял и Нелегкий, навещая своих избранных.

Потом все они стали думать; но мысли их были так мутны, что в них только неводом можно было ловить слова.

В понедельник были будни, во вторник также будни, в середу был праздник. Около семи часов вечера Судья принарядился, закрутил над лысиной волоса узелком, молча вышел из дома; пошел было из ворот налево; но вдруг своротил направо, через улицу и — прямо на двор к Роману Матвеевичу.

— Дома?

— Дома-с!

Человек побежал вперед, двери в гостиную отворились, Судья подошел к дверям и смутился. «Верно, званый вечер! — подумал он. — Вот попал!»

В гостиной раздавалось: «Покорно прошу, садитесь, господа! прошу без церемоний!»

Роман Матвеевич и Наталья Ильинишна усаживали Поручика, Прапорщика и Поэта, которые один вслед за другим пожаловали к ним в гости.

— А! вот и почтеннейший наш Судья! — вскричал хозяин, встречая нового гостя.

Едва присел Судья, откашлялся и хотел сказать приветствие Наталье Ильинишне, вдруг человек вбежал:

— Господин Полковник!

— Проси, проси!.. Господин Полковник! сердечно рады!..

— Очень рады, что и вы удостоили нас своим посещением! — прибавила Наталья Ильинишна, прося его садиться подле нее, на креслы.

Поручик и Прапорщик встали, схватились за шляпы, которые взял у них из рук Роман Матвеевич, пробирались и к шпагам, которые стояли уже в углу; а Полковник присел уже, посмотрев на них искоса…

— Я… — сказал он, обращаясь к Наталье Ильинишне… Вдруг дверь отворилась.

— Господин Городничий! — доложил слуга.

— Аа, вот и начальник города! Милости просим!

— Пора бы, пора! — прибавила Наталья Ильинишна. Кресла задвигались; Городничий садился, немного смущенный мыслию, что приехал без зову на званый вечер.

— Господа, прошу оставить ваши вооружения! — сказал Роман Матвеевич Поручику и Прапорщику, — мы и господина Полковника обезоружим.

— Погода очень благоприятная, — начал Полковник. Действительно прооогуул… — сказал Городничий…

— Господин Маиор! — доложил слуга.

Двери отворились снова; вошел Маиор и оробел.

Опять усаживанье: «Кладите шляпу, оденьте шпагу!..»

— Вот люблю, господа, — начал Роман Матвеевич, — давно бы, давно сговориться посетить нас…

— Проси сюда Зою Романовну разлить нам чай! — крикнула Наталья Ильинишна.

Смущенные гости вместо ответа на слова Романа Матвеевича поклонились.

— Служба… — сказал Полковник.

— Я… — произнес Судья.

— Должно сказать… — выговорил Городничий. Вдруг из противных дверей вышла Зоя.

Все вскочили с мест.

Зоя, не воображая видеть во всех этих господах претендентов на ее руку и сердце, очень равнодушно окинула всех одним взглядом и села на диване подле матери.

Внесли семейный самовар, поднос с чашками, корзинку с хлебом.

Роман Матвеевич стал усаживать гостей вокруг стола.