Сердце горца - [95]

Адам потянул носом. Как он скучал по ее запаху! Он с наслаждением вдыхал легкий, женственный аромат ванили, вереска и солнца. Дом был слабо освещен, и Адам бродил по нему в поисках Габби. Она была где-то рядом, он чувствовал это.

Впереди, в гостиной, горел свет.

Он сделал шаг к дверному проему и увидел ее. Она сидела на полу скрестив ноги, спиной к нему. Красивая как всегда. Одетая в элегантный черный костюм с короткой юбкой (святая Дэнью, как же он скучал по этим прекрасным ногам! – особенно обвитым вокруг его талии), в сексуальных туфлях на невысоком каблучке. Приталенный пиджак подчеркивал ее бедра и полную грудь.

Но что-то в ней было не так. Нахмурившись, Адам зашел в комнату и обошел вокруг Габби. Она похудела – и это ему не понравилось. Он любил, когда женщина была похожа на женщину. Ему нравилось, как Габби выглядела раньше – женственно и очень соблазнительно. «Господи, сколько же времени прошло?» – удивился он. Он всегда терял счет времени, когда был бессмертен; в Чаре время шло медленней, чем у людей. У Габби была другая прическа, но, присмотревшись, он подумал, что его любимая выглядит чертовски сексуально, хоть он и не мог как следует рассмотреть ее, ведь она сидела опустив голову, и волосы упали на ее лицо.

Тихий хлюпающий звук послышался из-за шелковой завесы волос.

Адам, наклонив голову, подошел к Габби и пристально посмотрел на нее.

Она плачет?

В этот момент Габби подняла голову, и Адам затаил дыхание, впервые после разлуки взглянув на ее лицо. Ее глаза были красными и воспаленными, по щекам текли слезы, и она выглядела такой разбитой и несчастной, что это тронуло его до глубины души.

Кто обидел его возлюбленную? Какой негодяй заставил ее плакать? Он убьет этого МЕРЗАВЦА!

И тут Адам заметил, что у нее на коленях лежит книга.

Книга о нем.

Так это из-за него она плачет?

Он смотрел на Габби, а слезы все текли и текли у нее из глаз, капая на мягкую черную кожаную обложку. Она провела по ней пальцем.

– Иди к черту, Адам Блэк, – прошептала она.

Он фыркнул. Слишком часто приходилось ему это слышать.

Нахмурившись, Адам потянулся к ней, собираясь положить руки ей на голову, проникнуть в ее сознание и удалить из него то, чего он никогда бы не сказал ей, если б смог начать все сначала.

Затем он засомневался. Убрал руки. Выругал себя. Снова потянулся.

Вдруг Габби заговорила, и ее голос был хриплым от слез.

– Я люблю тебя, черт возьми, – сердито сказала она. – Я так сильно тебя люблю, и это меня убивает. Господи, какая же я была дура. Ведь тебе всегда было наплевать на меня, правда?

Что же мне теперь делать?

Адам отпрянул назад, сжав руки в кулаки. И почувствовал, как у него в руке со звоном лопнула маленькая стеклянная бутылочка. Он долго не мог пошевелиться. Просто стоял, ошарашенный.

Габби знала, что он принадлежит Чару. Знала, что у него нет ни души, ни сердца. Знала, что он совершал отвратительные поступки, и при этом только что сказала, что любит его.

Она любит его.

Черт возьми, она любит его!

Ему всегда было на нее наплевать? Она что, с ума сошла? Все это было для нее! Все до последней мелочи! Каждое его движение. Каждая его мысль с того вечера, когда он впервые увидел ее, была о ней. Он ни на миг о ней не забывал. Она была внутри него. Частью него.

Разве могла она этого не знать? Он говорил это каждым своим подарком. Он пытался сказать ей это каждый раз, когда прижимался к ее телу. Эти слова звучали в каждом его поцелуе, в каждом касании – безмолвно, потому что он не хотел, чтобы его признание потом швырнули ему в лицо. Но все-таки он признался ей о своих чувствах.

Намекнул на них. Ведь мужчины говорят об этом своим, особенным способом. По крайней мере, так Адам решил после тысячи лет наблюдений за ними.

Разве Габби могла не знать, что каждый раз, как он говорил ей: «Ты ведь не влюбишься в меня, ирландка?», он сообщал, что сам влюбился. Дьявол, он знал об этом еще тогда. В поезде.

Знал, что совершает самую большую глупость, какую только мог совершить, – влюбляется в смертную. Но предотвратить это и не влюбиться в нее было ему также не под силу, как предотвратить прибытие поезда в пункт назначения.

«Ты ведь не влюбишься в меня, ирландка?»

Ее ответом должно было быть «Ну, разве что самую малость», и тогда он бы ответил: «Интересно; и со мной, похоже, та же история».

Простой, лаконичный, прямой разговор. Правильно? Разве не так делают мужчины? Или, когда он наблюдал за ними, ему все время попадалась какая-то ненормальная часть населения? Или он неправильно понял увиденное?

«Она любит меня!»

Адам думал об этом с благоговением, с трепетом. Он опустил взгляд на блестящую серебристую жидкость, которая капала из его кулака. И в этот миг он неожиданно понял, как ему нужно поступить.

Адам разжал кулак и медленно выпустил из руки то, что осталось от пузырька. Усилием воли Туата-Де он отправил пролитый эликсир и разбитую бутылочку в далекое, забытое измерение, где оно принесло бы наименьший вред.

Он наконец понял, что Морганна была права: он ее не любил.

Влюбленный никогда не подвергнет объект своей любви опасности, никогда не пленит чужую душу. Внезапно боль в груди отпустила Адама, прошло неприятное чувство в области желудка. Восхитительные ощущения нарастали и разливались по всему телу, и он почувствовал невероятный прилив сил. Вдруг он посмотрел на свое существование со стороны и понял, что в итоге все оно состояло лишь из цепи событий, предназначенных для того, чтобы привести его к определенной скамье в определенный вечер, в определенный момент.