Сердце двушки - [3]

– Неужели так много?

– В четвертой цифре после запятой я обычно ошибаюсь – но на то я и женщина. Ставишь вертолетный пулемет в машину с тонированными стеклами рядом с домом этого предшественника, дожидаешься, пока он появится, – и примерно через восемь секунд форт берсерков полностью обновляется.

Лоб Льва Секача озаботился морщиной. Он явно пытался сообразить, к чему этот разговор. Финансовый и магический форты договорись между собой подмять форт берсерков и угрожают ему?

Белдо вновь пустил в ход свою утешающую щечку.

– Лев, расслабьтесь! У Лианочки своеобразное чувство юмора! На самом деле она великая гуманистка! Да и потом, ведь это палка о двух концах. Ведь и финансовый форт можно окольцевать, тем более что ведьма из моего форта, владеющая той магией, до сих пор здравствует! – ласково сказал Дионисий Тигранович и, показывая, что говорит не всерьез, примиряюще захихикал.

– Но побеседуем лучше о вас, Лев, и о Тилле! Были у Ингвара и недостатки. Умный руководитель предотвращает конфликты, умеет спустить на тормозах. А Тилль намеренно провоцировал ссоры. Вечно у него в форте кто-то кого-то зарубал, потери были высокими. А все потому, что – строго между нами! – Ингвар утаивал псиос. Получит его от Гая – и устроит что-нибудь совершенно бессмысленное. Чем больше потери – тем больше псиоса можно оставить себе. Война все спишет.

Лев Секач настороженно слушал, хотя, конечно, новостью для него это не являлось. Мимика у него была занятная. Такая, как если бы к каждой детали его лица – к носу, к губам, к бровям – была подведена веревочка, как у театральной куклы, и когда нужно было, например, вскинуть бровь, двести тысяч невидимых гномиков разом дергали бы за нее.

– Но Гай же ему позволял? – спросил он.

– Все позволять – почерк Гая. Он и Альберту все позволял, и мне позволяет! – охотно признал Белдо. – В управление фортами не вмешивается. Опять же, считает, что берсеркам полезно часто драться. Выжившие со временем образуют ядро форта. Бесстрашные, умные, все понимающие и одновременно осторожные люди. Такие, как вы, Лев. На освободившиеся же места всегда можно набрать новых. Часть из них погибнет, другая примкнет к ядру.

Секач кивнул и повернулся к воротам. Лиана не заметила, чтобы он подал какой-то знак, но ворота открылись. Они прошли на территорию. Берсерков внутри Лиана не видела, хотя постоянное ощущение следящих за ними глаз не исчезало.

В глубине возвышалось массивное строение, похожее на один из фортов Кенигсберга. Изначально выстроенное из красного кирпича, после оно было словно взорвано изнутри, но его не забросили, а стали с дикой поспешностью латать и восстанавливать. Вокруг воздвигли бетонный саркофаг со вставками, в которых размещались ворота.

– Вот и наша крепость! – отрывисто сказал Лев Секач. – Если позволите, кратко введу в историю. Активное строительство – семидесятые годы девятнадцатого века. Возводился по типовому проекту «Укрепление 2». Требовался военный форт, но с обороной, обращенной внутрь, что необычно. Сразу после строительства была произведена модернизация по двухвальному проекту. Через тридцать лет все правое крыло провалилось под землю. Пришлось спешно все перестраивать. Холм лечили, как гнилой зуб. Извлеченный грунт поместили в бетонированную яму. Толщина бетона – шесть с половиной метров. Больше, чем в Чернобыле.

Лев Секач говорил по существу, как говорят технари. После каждой высказанной мысли замолкал, проверяя себя, не вкралась ли неточность. Лиана наблюдала за ним с интересом. Она любила таких людей – они настолько погружены в свою работу, что никогда не пытаются увидеть себя со стороны. Им чужды сомнения по поводу своей внешности, места в мире, общественной роли и так далее. Это все равно как если бы танкист во время боя поминутно выскакивал из танка, чтобы полюбоваться, достаточно ли грозно выглядит его танк в бою, и сделать пару фоток. Вот люди, подобные Секачу, очень хороши. Они просто живут и решают конкретные задачи.

Попутно она пыталась представить, каким был Секач в детстве. Наверняка круглым и плотным. Одноклассники, когда в шутку пытались его поднять, удивленно крякали – маленький Лев был тяжелым, как ядро. Чувство юмора у него, скорее всего, отсутствовало вообще. Если кто-то в классе говорил: «Вот я сейчас тебя проткну шваброй!» – Лева моментально бросался на него с кулаками и дрался так, словно защищал свою жизнь, не задумываясь о том, что шваброй проткнуть невозможно. Его предупредили – он обороняется. Потом колледж, потом армия, потом военный вуз, где он изучал взрывное и инженерное дело. И, конечно, чудовищная сила воли, переходящая в упрямство. Один раз что-то для себя решив, Секач никогда не отступал от своего решения. Например, когда-то решил, что не будет пользоваться лифтом, и поднимался только по лестницам, даже если этаж был какой-то совсем невероятный. Делмэны вечно рассказывали друг другу историю, как Секач пошел к кому-то в офис, поднялся на двадцать шестой этаж, вспомнил, что забыл в машине бумаги, и отправился за ними – тоже пешком.

– Мы можем осмотреть это сооружение изнутри. Думаю, вам будет интересно, – предложил Секач.