Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным - [18]

Приговор машины ошеломил Розарио. «Талант близок к абсолютному. Призвание — устроитель государственных переворотов».

Главный садовник не воспользовался летающей беседкой, отказался от навязчивых услуг говорящей кареты, не сдержавшись, впервые в жизни плюнул в сердцах на развязный, нагло стелющийся под спину ковер-самолет. Домой он приплелся за полночь, со стертыми ногами и, не замечая боли, рухнул на кровать, продолжая думать.

Дело в том, что Отбеливатель Зависти не ошибался НИКОГДА, так уж устроили его лучшие маги во главе с Федей и Печенюшкиным.

Выходов из ситуации просматривалось несколько. Первый — обратиться в Совет Магов, затем к врачам, все забыть, получить в придачу стойкую неприязнь к Отбеливателю и вернуться к прежней, вполне счастливой жизни. Но какой позор! И нет полной гарантии, что тайна, известная столь многим, не выплывет вновь на свет.

Второй выход — броситься с вершины баобаба в знаменитый водопад Холодрыга, ответив ударом о камни на жизненный удар. Этот вариант манил больше, чем первый, но, тем не менее, отпадал. Розарио-младший, единственный сын садовника, был еще слишком юн и не успел получить от отца все секреты фамильного мастерства.

Выход третий — загнать ужасный секрет в глубину сознания и жить дальше, надеясь, что любимый труд излечит от тягостных раздумий. Его и выбрал Розарио, отгоняя мысли о последнем, четвертом, выходе.

Утром он вернулся к хлопотным обязанностям, еще не подозревая, что стал другим за эту ночь… Мелькали дни, текли недели, месяцы шествовали неспешной походкой. Подстригая кусты, разбивая цветники, меняя обустройство парков, Розарио постоянно строил в голове модели нового общественного обустройства.

Он как бы играл сам с собой, решая незаметно, для собственного удовольствия, сложнейшую затейливую головоломку. Вначале она походила на беспорядочную кучу мелких деталей: винтиков, пружин, пластиночек, колесиков, превращаясь с каждым днем — все ближе и ближе — в огромный хитрый механизм. И вот, когда несколько последних крохотных пружинок уже готовы были стать на нужные места, во сне Розарио впервые появилась дама в черном.

Маэстро Мизерабль вовсе не помышлял об Отбеливателе Зависти. Поэт, прозаик, драматург, критик, он работал много и плодотворно. Творческие мучения были ему чужды. Рука с лебединым пером никогда не замирала подолгу над чистым листом бумаги.

Все созданное Мизерабль немедленно издавал. Книги его выходили на прекрасной бумаге, в добротных переплетах, порой даже с талантливыми иллюстрациями. Одна беда — публике они не нравились.

Но несколько читателей (тоже литераторов) у бедняги все-таки имелось. Изредка, устав от создания шедевров, они изучали написанное друг другом, договариваясь о каждом таком случае заранее. Потом коллеги собирались вместе, и каждый долго хвалил приятелей, ругал удачливых соперников и делился планами: как привести фантазильцев к пониманию истинных ценностей.

Ветвями махала рябина,

Упрямо спорила с дождем.

Ей вторила соседняя калина,

Восхищаясь вспухнувшим ручьем.

Трах в голове — раскаты грома!

Блеснула молния, шутя,

И распласталась в поле где-то…

Не полюбил ли я тебя?!

Перечитав заключительные строчки, Мизерабль вспотел от восхищения и остро позавидовал сам себе. Поэма «Вымах мги», бесспорно, возглавит список его работ. А какова сила последнего созвучия: «шутя — тебя»! Любой удачливый ремесленник срифмовал бы «любя — тебя», но это же плоско! Это лежит на поверхности. Вообще, кумиры толпы легковесны. Он же, Мизерабль, — истинный добытчик литературной пушнины, бережный старатель на золотых приисках словесности. Но время лжепророков уходит. Глупое, счастливое, ничего не зная, оно бежит, приплясывая, к волчьей яме с острыми кольями внутри, замаскированной желтыми фальшивыми цветами. Падение, крик, удар!.. И все… Остались считанные дни, только бы дождаться.

В нормальной жизни, во всем, так или иначе не связанном с литературой, Мизерабль был не глупее других. Вот только жаль, что нервный сочинитель даже самые обыденные вещи умудрялся пропускать через призму своей поэтической фантазии. Простой убегающий гриб в лесу или жареный петух, вылупляющийся из обеденного стола, непременно вдохновляли поэта на создание нескольких метров корявых образов. Сам себя Мизерабль с недавнего времени стал уподоблять ослепительному бриллианту, парящему над толпой слепцов. И вот теперь неземной красоты рука готова убрать повязки, приросшие к глазам обитателей Фантазильи… Да, судьба поэта волшебно изменилась с тех пор, как в его снах впервые появилась дама в черном.

Самый страшный миг в своей жизни Сморчков-Заморочкин отчетливо помнил вот уже двести двадцать лет. Крепостной из Шипиловки, небольшой подмосковной деревеньки, последние два года в ту пору он состоял в услужении у барина.

Михаил Анатольевич Шипилов-Трудный, блестящий лейтенант флота, вышел в отставку после знаменитого Чесменского сражения. Военный талант, мужество, отчаянная, граничащая с безрассудством храбрость — все предвещало ему завидную, стремительную карьеру. Чудом спасшись с взорванного линкора, раненый, Шипилов не оставил поля боя. Перейдя на брандер, молодой офицер, вместе с однокашником, лейтенантом Ильиным, сумел в дерзкой вылазке поджечь вражеский корабль. Вспыхнувший пожар охватил другие турецкие суда, вся неприятельская эскадра запылала. Победа была полной. Русский флот завоевал безраздельное господство в Эгейском море.