Сердце Башни - [35]

Поэтому после двенадцати лет Йокромбигу пришлось идти проторенным путем и вступать в банду базарных воришек. Но достойного положения, равного тому, которое он имел среди малолетних нищих, в этой банде достигнуть ему не удалось. Ибо все то, что среди малолетних попрошаек было его, так сказать, конкурентным преимуществом — увечья, телесная слабость и запоминающаяся внешность, в банде воришек оказалось серьезными недостатками. Он не умел и так и не смог научиться быстро бегать, ловко воровать, умело прятаться и много таскать. Более того, едва только где на базаре замечали его примечательный облик, как там тут же поднимался шухер. Так что ни о каком тихом воровстве и речи идти не могло, вследствие чего Йокромбигу частенько перепадало от своих же за то, что он «навел шухер». Хотя он лично в этом был вроде как совершенно не виноват. Он же ничего не делал — просто бежал за всеми остальными!

Впрочем, вожак у их банды был довольно опытный, поэтому он вскоре придумал, как использовать данный недостаток Йокромбига ко всеобщей пользе. И молодой воришка стал для банды лучшим… отвлекающим фактором. Вот только самому Йокромбигу от этого было не легче. Ибо, по воровским законам, базарные воришки, занимающиеся непосредственным утягиванием «добычи» с места преступления, могли позволить себе сожрать до половины украденного. Ну, из того, что могло быть съедено на месте, а не требовало последующей готовки. Поэтому за места в той команде, которая будет заниматься именно этим, всегда велась жестокая борьба, и все члены банды по очереди время от времени получали в ней свое место. Все, кроме Йокромбига. Его в эту команду, после первых пяти попыток больше не ставили ни разу. Что, впрочем, было вполне справедливо, ибо неуклюжий Йокромбиг непременно запарывал дело… Но все это привело к тому, что следующие пять лет он прожил не просто впроголодь, так жили все базарные воришки, а откровенно голодая. Пять лет. До того самого момента, когда базарный стражник, догоняя его более умелых, ну, или, счастливых соратников, не наступил на упавшего… ну как его можно было в то время назвать — ребенка, юношу, да не был он к тому моменту уже ни тем, ни другим… короче, на Йокромбига и не переломал ему ноги своими коваными башмаками.

После чего злоключения калеки наконец-то закончились. Да-да, вот так вот!

Кости ног, к удаче Йокромбига, срослись совершенно неправильно. Отчего его ноги приобрели уродливую Z-образную форму. И ходить он теперь мог только еле-еле, опираясь на клюку и подолгу отдыхая. Вследствие чего из банды базарных воришек его выкинули пинком под зад. Впрочем, он и так доживал там последние деньки. Ибо банды базарных воришек — это для сопляков, а Йокромбиг уже вырос из этого мучительного возраста. Хотя, то ли вследствие изначально приобретенного уродства, то ли от того, что все то время, когда и идет основное развитие тела и набор его массы, прожил почти непрерывно в состоянии голода, его лет ему никто не дал бы… Дальнейший путь базарных обычно приводил их либо в подручные к опытным ворам, либо в банды взрослых «дубинщиков», промышлявших грабежами, ну, или, в самом лучшем случае, к контрабандистам. Йокромбигу все эти пути, вследствие его увечий, были напрочь перекрыты, а переростков в базарных бандах не держали. Так что к моменту происшествия со стражником Йокромбиг был уже на грани вылета — еще день-два, неделю, максимум месяц, и все, с этим не очень удавшимся у него жизненным амплуа ему пришлось бы распрощаться. И впереди явственно маячило только одно — смерть от голода, ибо ни ворам, ни «дубинщикам», ни уж тем более контрабандистам он был совершенно не интересен.

Однако, как уже и говорилось — ему повезло. И он приобрел еще одно очень полезное увечье. Оно, а также тот факт, что он так серьезно пострадал «на деле», открыли ему прямую дорогу в одно из самых уважаемых сообществ столичных трущоб — к прихрамовым нищим.

И вот тут-то Йокромбиг развернулся во всем своем таланте. Кем он только не побывал за время этой своей карьеры: и увечным воином-защитником, и крестьянином — жертвой чудовищной твари из Запретной пущи, и бедным сиротой, содержащим на своих плечах больную мать и троих увечных сестренок… Их было много, образов, которые исправно выкачивали деньги из доверчивых и сердобольных горожанок и дворянок. И каждый из них Йокромбиг отыгрывал с присущим ему артистизмом. Пожалуй, откройся в Несвиздзе театр и предприми его директор некие усилия по поиску талантов на улицах столицы, Йокромбиг оказался бы одним из кандидатов на престижную и столь желаемую многими в иных временах и странах должность актера. А кое-где, возможно, и вообще выбился бы в звезды и кумиры. При удаче. Но ему было вполне неплохо и здесь и сейчас. Было…

Йокромбиг, кряхтя, поднялся на свои изуродованные ноги и, шаркая, двинулся к щели в дальнем углу своей каморки, в которую справлял нужду. После сна организм, что естественно, был переполнен испражнениями, и от них следовало избавиться.

Покончив с утренними процедурами, совершенными там же, у щели, вследствие того, что она располагалась у стены, по которой постоянно текла вода, просачивающаяся откуда-то сверху и уносившая с собой все излишние выделения организма старого нищего, Йокромбиг выбрался из каморки и, поскрипывая суставами, двинулся по проходу, выводящему к двенадцатому выходу. Именно там, в нескольких старых, вырубленных в камне камерах, ныне приспособленных под склады, и находилась причина того, что он, с одной стороны уже столько лет не покидал катакомбы, а с другой — все эти годы постоянно имел свой кусок хлеба. А иногда, если удавалось воспользоваться веревкой и камнем и прибить крысу — даже с мясом.