Сербия на Балканах. XX век - [40]

В то же время, если Босния и Герцеговина – государство, которого никогда в истории не существовало, – и имеет право на жизнь, то уж никак не в унитарной форме. В такой сложной по этническому составу стране, в стране с такой сложной, часто трагической историей, в стране, пережившей совсем недавно кровавую межэтническую войну, – возможно только федеративное или даже конфедеративное устройство.

Борьба «мифологий»

На Западе для объяснений событий югославского кризиса конца ХХ в. – начала XXI в., и прежде всего участия в нем Сербии, часто избегают беспристрастного серьезного анализа. Вместо этого предпочитают черно-белые цвета и главную причину видят в цикличности сербской истории, в том, что вместо рационализма и устремленности вперед сербы якобы живут прошлым и предпочитают оставаться в плену так называемого «косовского мифа». Согласно подобным построениям, этот миф с его идеалами мученичества и жертвенности, который столетиями был основой сербского национального сознания, получил при Слободане Милошевиче новое развитие. И именно поэтому Сербия так иррационально реагировала на все вызовы последнего времени. Косовский миф был дополнен мифом о том, что Югославия принесла сербскому народу одни несчастья, что все другие югославяне решали свои проблемы за счет сербов[177].

Во многом такие рассуждения призваны лишь оправдать неблаговидную политику собственных стран во время югославского кризиса. Главное здесь – навязать представление о том, что «никто сербов не убивал, а они сами совершили самоубийство». О мифологизированном сознании в Сербии пишут и некоторые сербские авторы[178], но, конечно, они не оправдывают этим фактом внешнюю агрессию против собственной страны.

В то же время подобные построения сами порождают культурно-детерминистский миф, обвиняющий во всех неурядицах и трагедиях в регионе сербскую культуру, которую, по словам этих аналитиков, «отличают крайняя патриархальность, авторитарность, традиционализм, этнонационализм, сильная тяга к насилию, а также засилье “местечкового” или “подданнического” типа политической культуры»[179].

Как справедливо отмечает сербский этнолог С. Наумович, согласно этой культурно-детерминистской логике, «преступления совершают только представители той или иной экзотической культуры, варвары, совершенно чуждые европейским цивилизационным стандартам». И таким образом «был найден очень удобный способ отгородиться от неприятных размышлений о нитях, связывающих интересы и поступки западной политики с преступниками, сеющими зло на Востоке»[180]. Мы бы повторили, что найден прежде всего способ, оправдывающий собственные неблаговидные поступки и даже преступления.

Эта имеющая на Западе глубокие корни презумпция собственного цивилизационного превосходства в полной мере ощущается и в наши дни. Так, сербская история сводится во многом к мифам, мифологическому и националистическому сознанию сербов в одной из последних фундаментальных работ известного немецкого историка Хольма Зундхауссена[181]. Сербский историк Словенко Терзич справедливо указал на сходство построений Зундхауссена со стереотипными западными представлениями о югославском кризисе, которые еще раньше ярко описала журналист и политолог американка Даяна Джонстон.

Согласно этим стереотипам, «Югославия была “тюрьмой народов”, в которой сербы “угнетали” всех остальных. Она была уничтожена с появлением лидера Слободана Милошевича, который был плохим и хотел создать “Великую Сербию”, уничтожив другие народы посредством процесса, называемого “этнической чисткой”. Другие народы стремились избежать этого, создавая собственные государства. Югославская, а по существу – сербская, армия вторглась в них. В Боснии сербские завоеватели пытались изгнать мусульман, которые хотели увековечить мультиэтничное общество. Во время сербских этнических чисток было ликвидировано 200000 невооруженных мусульман, в то время как международное сообщество не только равнодушно за этим наблюдало, но и препятствовало вооружению мусульман в целях обороны. В Сребренице ООН позволила сербам совершить геноцид. Только бомбардировки, которые совершили США, заставили Милошевича сесть за стол переговоров в Дейтоне… Тем не менее, международное сообщество упустило возможность спасти албанское большинство в Косове от апартеида. После переломных событий в Рачаке сербы были приглашены на мирные переговоры в Рамбуйе во Франции. Милошевич упрямо отказывался вести переговоры. У НАТО не оставалось другого выбора, кроме как начать бомбардировки Сербии и Черногории. Массы албанского населения намеренно изгонялись в соответствии с подготовленным тайным планом под названием “Операция Подкова”. В конце концов, Милошевич уступил НАТО и освободил “косоваров” от их мучителей»[182].

«Малая октябрьская революция»

В июле 2000 г. парламент Союзной Республики Югославии принял ряд поправок к конституции, в частности изменил порядок выборов президента. Теперь вместо депутатов парламента его должны были избирать в ходе всеобщих, прямых выборов. Президент мог пребывать на своем посту три срока подряд. Кроме того, 40 депутатов верхней палаты Скупщины (Вече республик) также должны были избираться прямым голосованием (до этого парламенты Сербии и Черногории направляли туда по 20 депутатов). Этими изменениями парламент фактически открыл С. Милошевичу путь к переизбраниям на посту президента Югославии (еще дважды, каждый раз – на четыре года) и резко ослабил позиции 650-тысячной Черногории по сравнению с 7,5-миллионной Сербией.