Сепсис - [10]

— Его убили! — Зло стукнул по столу Алексей, забыв, что здесь он всего лишь — допрашиваемый.

— Вы сами видели, что его убили? — ехидно спросил дознаватель. — Свидетели — вот показания троих — утверждают: он подсколъзнулся и упал на эту железяку. Все трое видели… А вы, который сам же говорил, что момент смерти не видел, говорите, что убили! Где логика?

— Одну минуту, — деликатно вмешался следователь Бравина, который почему-то тоже оказался в кабинете, хотя законное время допросов давно кончилось. — Бравин, видимо, в состоянии аффекта. Это естественно: человек, который только что был жив и здоров, вдруг… лежит мертвый. Это кого хочешь… удивит. — Он подмигнул Алексею, как бы призывая его подыграть. Но Алексей взбешенно оскалился:

— Это убийство подготовленное… заранее спланированное. И ваши сотрудники помогали! Меня вон банщик специально задержал, какую-то хреновую причину придумал. А Буру… Буракова в это время грохнули!

— Тогда я вам предложу другой вариантик, — осклабился дознаватель. — Вот, Юрий Иванович, вам, как его следователю, будет интересно узнать, что у Бравина Алексея Юрьевича были причины убить Буракова… По свидетельству Русланова Семена Васильевича, между Бураковым и Бравиным возникла ссора по поводу места на нарах. И Бравин пытался ударить Буракова, но Русланов стычку предотвратил… В тот день предотвратил, — дознаватель поднял глаза от протокола. — А здесь, в баньке, решил исполнить свое обещание.

Алексей чуть не задохнулся от гнева:

— Да вы что лепите? Все наоборот было! Этот Росомаха сам…

— Не кипятись, юноша! — остановил дознаватель. — Я тоже не верю этому Росомахе… Русланову. Но если ты настаиваешь на версии убийства, — мне придется ее принять. И тогда выходит, что ни у одного из моющихся не было личных контактов с Бурой, а только у тебя и у Цоя. Но Цой отпадает. Он как вошел в помоечную, так и не вставал с места — вот, свидетели подтверждают. Остаешься ты… Или версия о неосторожном самоубийстве Буракова. Сам выбирай: что тебе по вкусу.

«Спросили корову, что она предпочитает дать: молоко или говядину».

— Кстати, хочу вас обрадовать, Бравин, — снова встрял следователь. — Все обвинения по делу «Черевичек» с вас сняты. Братья Череванченки уже сознались. И свидетели в вашу пользу — тоже есть. Одна дамочка, нет, скорее девушка, она нам полную картину дала. Так что, если бы не ваше заявление, что Буракова убили, — сейчас с вещичками на выход бы шли. Вот постановление.

Алексей замер в нерешительной позе. Застыл. В конце концов, Бура же сам сказал, чтобы не впрягался он в это дело. И потом, у них же все уже расписано. Все разлиновано по мелочам. Да пошли они все…!

— Давайте, где надо подписаться. Все правильно: самоубийство это. По неосторожности… А вы, — обратился к следователю, — дайте мне протокол допроса той свидетельницы. — Бегло взглянув на лист, он застрял на первой строке: «Я, Никольская Влада Владимировна…» И адрес. Получив у угрюмого капитана отобранные при задержании вещи, Алекс удивленно присвистнул:

— Не свисти: деньги высвистишь, — еще более помрачнел капитан.

— Вот оттого и свищу, что деньги все на месте! — Алекс показал бирюку развернутые веером шесть сторублевок.

Наивный: посчитал, что деньги не «улетучились» благодаря честности ментов. Но разгадка была прозаичней: просто шестьсот рублей — настолько мизерная сумма, что ее попросту «не разглядели». Точнее — игнорировали.

На улице он первым делом поднял глаза на небо: этот жест ему самому показался красивым, драматическим. Увидеть солнышко после долгого заточения в темнице! Однако день был пасмурный, а небо — серое, словно затянутое тяжелым брезентом: должного разрешения чувствам, не вышло… Косогубо ухмыльнувшись, Алексей поспешил домой: принять ванну, побриться и… Нет, не к бармену Женьке налыжился он: обещания Буре и святое намерение их немедля выполнить отступили на второй план. А на первом была встреча со свидетельницей — Никольской Владой Владимировной! А бармен Женька и Дикий Рудик — никуда не убегут. Они и завтра будут на месте. Никуда не денутся.

Но как раз делись: Рудик «делся» в Ташкент.

Увидев за стойкой бара статного, полного, розовощекого мужчину с манерами мажордома, Алексей решил, что бармен куда-то отлучился.

— Женька скоро будет?

Мажордом поднял густые, но аккуратно постриженные брови:

— Вам какой Женька нужен?

— Да толстяк. Бармен.

— А! Бармен… Толстяк — Женька?.. Сей минут. — Он улыбнулся. — Я вас внимательно слушаю. Чем могу быть полезным?

— Нет… Мне сам Женька нужен. У меня к нему личное.

— Ну так говорите: я и есть Женька-толстяк. Он же — бармен.

Алексей не сдержал удивленной гримасы. Никак не поворачивался язык назвать этого солидного, лощеного мужчину — Женькой. Просилось — «Евгений» да еще обязательно с отчеством.

— Вы… точно Евгений?

Точно, — снова рассмеялся бармен. — Могу и паспорт показать, если вы должностное лицо… Евгений я. Только все зовут Толстяк-Женька… Так в чем дело? — Он посерьезнел.

Алексей растерянно оглядел зал. Но другого бара не было. Наверное, это действительно Женька. Ведь так назвал его Бура, а для Буры он и в самом деле…