Сентиментальная лирика о любви - [10]

И ты добавь, и ты прибавь,

вторгайся в монопольность деспота,

хотя бы мелочью приправ

явленью истины содействуя.

Как никогда, искажена

жизнь формулами полувнятными,

но то, что истина – одна,

похоже, навсегда понятно мне.

Я где-то около хожу,

но мне не топчется, шагается,

когда хоть что-нибудь скажу,

что с истиною сопрягается.

Савкина горка

Жалею Пушкина, как сына.

Когда б в те годы я жила,

я для него бы попросила

у жизни, если бы могла,

лишь эту светлую, простую –

земных забот его предел, –

лишь Горку Савкину крутую,

где дом построить он хотел.

Летела жизнь, неслась, ломалась, –

войне подобная, игре…

Ах Боже мой, какая малость:

приют на Савкиной Горе!

Смотрю вокруг с нее пристрастно.

Земля в рассветном серебре…

А ведь и вправду, как прекрасно

на этой Савкиной Горе!

И Пушкин знал, как жить, что делать

в расцветной той своей поре!

Нелепо: недостало денег

на дом на Савкиной Горе.

Все было: жизнь, любовь, признанье.

Все будет: слава на века!

Но все равно щемит, пронзает,

как не рожденная строка,

как детское святое горе, –

тот, ни тогда и ни потом

на Савкиной пушистой Горке

его не выстроенный дом…

«Есть национальные святыни…»

Есть национальные святыни, –

к ним любовь щемящая не стынет.

Скажешь: Пушкин…

           Выдохнешь: Есенин.

Блок…

           Души спасенье.

                      Потрясенье.

Проясненье пятен светлых, темных

на полотнах жизни многотомных.

Поясненье: всем, что жизнь и значит,

до рожденья ты рожден и начат.

В этом мире есть за что сражаться

со времен минувших и доныне,

есть за что душе живой держаться…

Есть национальные святыни!

Есть чему восторженно дивиться,

с добрыми соседями делиться,

зная, что живешь ты не в пустыне…

Есть национальные святыни!

«Сойди с холма и затеряйся разом…»

Сойди с холма и затеряйся разом

в траве, коль мал, и в чаще, коль велик.

Сойди с холма! – велят душа и разум

и сердце опустевшее велит.

Наполнит вдох цветенье диких вишен,

прильнет к ногам грибная полутьма…

Ты зря решил, что вознесен, возвышен

лишь тем, что озираешь даль с холма.

Сойди с холма – и станет небо шире,

и будет жизнь такой, – сойти с ума!

И ты поймешь, как много мира в мире.

Он звал тебя давно сойти с холма.

А этот холм, что пред тобой маячит,

где был как будто к звездам ближе ты,

он ровным счетом ничего не значит

для жизни в измеренье высоты.

Он – не вершина, он – лишь холм, не боле,

но будешь с ним в соседстве неплохом,

коль обретешь свой лес и дол, и поле,

и даже по-иному – этот холм.

И все, как надо, в сердце соберется,

и все тебе подскажет жизнь сама.

Пусть на холме останется березка –

твой постовой… А ты – сойди с холма.

«Туманен и росен…»

Туманен и росен,

осенний рождается день.

Печалит не осень –

уход несравненных людей.

Не то, чтоб дружили,

не близкие и не родня,

но – были, но – жили,

и тем утешали меня.

На них – не молиться –

летать под защитным крылом!

И как примириться,

что это блаженство – в былом?

Вседневное горе,

всежизненная беда,

сиротская доля –

без этих людей навсегда.

И даже в природе,

что нам заменяет творца,

от этого вроде –

намек на возможность конца.

Встревоженно желтое,

впечатано солнце в зрачок.

Какое тяжелое

сердечко мое с кулачок.

И люди, и символы

и дня моего, и веков –

Твардовский и Симонов,

Луконин, Орлов, Смеляков…

Как пусто и скорбно

без вас на планете родной.

И все же, подобно

поэту эпохи иной,

как выход счастливый

из боли, которой больна, –

не то, что ушли вы,

что – были, я помнить должна.

«Иду от печки…»

…Иду от печки,

от уздечки,

которой лошадь вряд ли рада.

Иду от слова,

от засова,

который отодвинуть надо.

Открыть для воли,

отворить,

запрячь слова и рассупонить,

и тут же про задачу вспомнить,

про смысл и цель:

заговорить!

Ах, если б всё так просто было,

как молоток,

           скребок

                      и мыло:

стирай,

скреби

и отбивай!

И вот, отмыты и отбиты,

лежат слова на поле битвы.

Чужие.

Без опорных свай.

А я молчу, как и молчала,

и начинаю от начала:

иду от сердца и ума.

Не от уздечки,

не от печки –

от речи, от истоков речки,

а речка – это я сама…

Художник

Назначенье – художник.

Среди прочих его укажите,

средь ученых, дотошных:

утешитель, шаман, небожитель.

Ничего не разрушив,

не нарушив, не злясь, не бастуя,

только делает души

аккуратно, как делают стулья.

Как хлебы выпекают,

как, забыв о нажимах, наживах,

за порог выбегают

в луч рассвета, под нежность снежинок.

Нам, художникам, просто.

Где сломает мозги кто угодно,

нам неймется, поется

и в пространстве, и в клетке

свободно.

На спасительный дождик

откликается сущее наше.

И шагает художник,

воротник, как подросток, поднявши.

Не дрожит и не тужит,

никому не грозит, не карает,

запускает по лужам

свой бессмертный бумажный кораблик.

Свои

Памяти Володи Корнилова

1

Простите все, кого люблю,

с кем я бывала невнимательна, –

свои! – то ласково, то матерно,

то – до небес, а то – к нулю.

Когда я буду в дальнем, том,

где судит только Бог повинного,

откроете – потом, потом! –

на все любовь меня подвигнула.

И если опыт мой ценим,

не вслед, рыданьями напрасными –

при жизни именно к своим

вы будьте бережны и ласковы!

2

Отчего этот воздух так горек и кисл,

отчего сквозь прикрытые веки

открывается суть, открывается смысл –

для того, чтоб закрыться навеки?

Но шумит надо мной, за спиной пара крыл,

отвергая опоры, перила,

для того, чтобы то, что ты мне приоткрыл,