Сент-Женевьев-де-Буа - [12]

Дом на Васильевском был мрачным, серым и очень большим Они долго и шумно поднимались по лестнице, вспоминая на каком же этаже квартира знаменитого поэта Путались, и дважды звонили а какие-то не те, чужие двери им никто не открыл, возможно хозяева где-то встречали новый год, а прислуга была отпущена по поводу праздника, возможно обитатели квартиры просто не стали открывать дверь, заслышав снаружи чужие пьяные голоса — время было неспокойное. Возможно, квартиры вообще пустовали — сейчас это было отнюдь не редкость, многие съезжали из столицы Наконец они добрались до шестого, а быть может и седьмого этажа — это был последний этаж и поскольку искать более было негде начали долго и настойчиво звонить и барабанить в единственную на площадке массивную темную дверь, без таблички, но с явными следами от нее Ирэн к тому времени чувствовала себя совсем уж скверно — голова все-таки разболелась и болела с каждой минутой все сильнее и сильнее, угрожая обернуться тяжелым приступом мигрени, к которым была у нее склонность. Состояние ее было каким — то вялым и похожим на сонное, но она знала точно, что если прямо сейчас поедет домой и ляжет в постель — заснуть не удастся, а наступит мерзкое совершенно ощущение, что все, включая предметы мебели пол и потолок комнаты сначала медленно а потом все быстрее вращается вокруг нее, и будет страшно хотеться пить, но сколько не пить чая или холодного лимонада, жажда не утихнет и она так и будет метаться в ненавистной постели, все более до истерики раздражаясь, ненавидя себя и весь окружающий мир, желая смерти себе и всем вокруг до самого рассвета, который просочится сквозь плотно задернутые тяжелые шторы, такой же унылый больной и бессильный как и она сама Теперь, пока случайная компания бесновалась и галдела на чужой лестничной площадке, безразличная ко всему, она присела прямо на ступени, обессилено прислонясь хорошенькой головкой к холодному литью перил Ей было холодно, безнадежно промокли ноги в тонких атласных туфельках, и тонкий невесомый мех шубки совсем не грел. Однако она совершенно точно знала, что может вот так без движения и не издавая ни звука просидеть здесь под чужой дверью, как угодно долго, хоть всю жизнь, настолько все было безразлично ей теперь в этом мире, включая новый, только что наступивший одна тысяча девятьсот семнадцатый год Дверь однако открыли. Компания испустила дружный восторженный вопль, началась толкотня и шарканье ног, кто-то кого-то обнимал, поздравляя с новым годом, кто-то пытался поскорее протиснуться в квартиру, кто-то громогласно требовал шампанского и тут же раздался громкий хлопок — пробка послушно вылетела из бутылки — Вставай, Ирэн! Что ты, право, сидишь здесь как неживая, — Стива подхватил ее под руку, поднял почти насильно и потащил за собой, расталкивая каких-то людей, то ли приехавших с ними, то ли бывших уже в квартире Ворона.

Было ужасно тесно, она то и дело натыкалась лицом на чьи-то плечи, спины, груди — разгоряченные, потные, пропахшие табаком и каким-то кислым запахом какой обычно прочно устанавливается в местах где много и сильно пьют. Стива почти грубо тащил ее за собой по длинному нескончаемому коридору заполненному народом Наконец ударом ноги он распахнул высокие двери и они оказались в большой довольно комнате, просторной еще более от того что в ней почти не было мебели только большой овальной формы стол без скатерти, заставленный бутылками, грязными разномастными тарелками, фужерами и стаканами с остатками напитков и еще какой-то посудой с остатками еды. Все это стояло и лежало опрокинутое на столе в страшном беспорядке и отвратительно пахло Вокруг стола в таком же беспорядке стояли и валялись на полу стулья, тоже все какие-то разные, словно их покупали по одному в лавке у старьевщика, а то и просто собирали по знакомым Скорее всего это и было именно так Штор или даже каких-либо занавесок не было на трех высоких окнах по трем стенам комнаты и от того она казалась еще больше и пустыннее Окна вообще выглядели странно на светлых грязных и выцветших обоях — они казались чьими-то пустыми глазницами, огромными, неестественной прямоугольной формы.

Люди, сидевшие за столом, встали, приветствуя вновь пришедших и собираясь то ли уступить им место то ли потесниться принимая новую компанию, какие-то женщины, одетые ярко и вызывающе пытались собирать со стола грязную посуду, кто-то выставлял бутылки и выкладывал свертки с едой и вся эта ужасающая картина была густо окутана пеленой сизого удушливого табачного дыма. от которого Ирэн немедленно раскашлялась и никак не могла остановиться табак был крепким, дешевым и тоже, как и все запахи в этом доме, каким-то кислым Она вообще была на грани обморока и на сей раз это не было обычной ее истерикой, ей на самом деле было плохо и единственное чего хотелось более всего, чтобы все оставили ее в покое и дали сесть, лечь или даже просто стать, прислонившись к грязной стене и забыться, уснуть, да хоть бы и умереть, так тошно было сейчас ее душе и телу.

Но Стива решительно не желал оставлять ее в покое:

— Ирэн, голубушка, ну очнись, что с тобой такое, ты же хотела ехать Сейчас я тебя с ним познакомлю, — он встряхнул ее за плечи и внимательно и как-то не пьяно вдруг взглянул в помертвевшее лицо, — Ну, конечно, деточка, сейчас будет тебе и кока, я и позабыл совсем Он снова, но уже гораздо бережнее увлек ее за собой и они оказались в другой комнате. Она была несколько меньше первой, а быть может так только казалось из-за полумрака, который царил здесь, скрывая большую часть пространства Неяркая, но раскидистая в форме причудливого цветка настольная лампа, темно рубинового стекла чудом поместилась на небольшом письменном столе, заваленном какими-то бумагами, газетами, . книгами. Здесь же тускло поблескивали потемневшими боками несколько бронзовых статуэток, изображавших обнаженные женские фигуры и поверх газет стояла огромная мраморная пепельница, полная окурков В густом полумраке комнаты угалывались очертания еще какой-то мебели, но разглядеть что там такое было невозможно. Ноги ее ощутили сквозь тонкую промокшую насквозь кожу подметок мягкий упругий ворс ковра, а ноздри вдохнули застарелый запах табака, но не того дешевого кислого, что витал в большой комнате и прихожей — это был какой-то пряный и горький одновременно, к его аромату примешивался специфический запах пыльной бумаги Похоже, что комната эта служила кабинетом хозяину квартиры. Если таковой вообще имелся Однако Стива уверенно довольно двигался в густом полумраке и это означало, что он не один раз уже бывал здесь.