Семя зла - [55]

Мы осторожно стали опускаться на поверхность.

Все оказалось так, как и предсказывал Жукер. Кораблю нужно было активно помогать, чтоб он на части не развалился. Первый час на планете отняла установка микрообогревателей во всех частях судна, и это была нервная работенка.

Наконец мы с ней покончили и слегка расслабились. Собравшись в рубке управления, мы обратили к равнине внешние телесканеры.

Прожекторы, установленные на корпусе, очертили освещенный круг диаметром около сотни ярдов. За его пределами не было ничего, но там ощущались уходившие в вакуум тьма и холод.

Внутри круга почва выглядела почти ровной, но какой-то изломанной, ненадежной, с кочками и ухабами, происхождение которых обещало доставить свои загадки. В одном месте у периметра я заметил овражек. И цвет: унылый, тускло-зеленый.

А небо? Над головами попросту ничего не было видно. Напомню, что в обычном смысле неба у Селентениса нет, поскольку снаружи планеты не достигает ничто, а значит, для всех практических целей можно считать, что над ее поверхностью ничего нет.

Суммируя свои впечатления от этого мира, я мог бы лишь назвать его суицидально тоскливым.

Но, разумеется, у нас не было времени глазеть по сторонам, поддаваться поэтическим порывам или даже приходить в восторг. Нас ждала серьезная работа, которой мы и занялись без промедления и вопросов.

Жукер с радостью принял на себя командование большинством экспериментов, и действовал он куда методичнее, чем могли бы мы. Конечно, в том не было ничего удивительного, он же профессор, но, наблюдая за ним, я размышлял, как большинству изыскателей, судя по всему, попадает в руки лишь малая часть доступной информации, поскольку их собственные знания неадекватны задаче оценки потенциала планеты во всех отраслях, кроме пары-тройки. Глядя, как работает профессор, я приближался к пониманию подлинного научного метода, разительно отличавшегося от нашей привычки хватать то, что плохо лежит.

Энтузиазм профессора был колоссален. Мы шаг за шагом собирали аппаратуру для экспериментов снаружи и снова затаскивали ее внутрь, если появлялись подозрения, что оборудование пострадало от бестемпературных условий. В конце концов мы наладили минимальный обогрев, но до той поры мне и Джеку пришлось нешуточно попыхтеть.

После этого оставалось только помогать Жукеру в десятках намеченных ученым опытов. Он захватил с собой образцы всех материалов, какие смог достать, и теперь исследовал их поведение при полном отсутствии тепла. Мы были вынуждены продержать образцы снаружи продолжительное время, чтобы тепло полностью утекло из них, но затем, когда начались эксперименты, Жукер нарадоваться не мог.

— Ребята, — восклицал профессор, — вот с чего должны были начинаться исследования в области материаловедения. До этого момента природа вещества была замаскирована постоянным присутствием тепла. Впервые мы можем получить представление о том, как оно себя ведет в состоянии покоя!

Вскоре после этого он разрядил в планету миллион вольт. Он накапливал его в бортовом генераторе несколько часов, а опустошил за миллисекунду. Прошли часы, а напряжение не понизилось и на вольт. Планета налилась электричеством; ток сновал по миру, где все вещества обладали сверхпроводимостью, а сопротивление было нулевым.

Джек впечатлился.

— Ничего себе, ты только подумай! — заметил он. — Через миллион лет ток все еще будет тут!

Лично я уже не мог дождаться часа отбытия. Как справедливо указал гость моей вечеринки, эта планета тяготит своей мертвенностью. Если думаете, что Луна безжизненна, значит, Селентениса еще не видели.

На третий день я взялся строить конкретные планы.

— Чем ты займешься, когда мы с Джанет поженимся? — спросил я у Джека однажды, когда профессор возился в кладовой. — Если хочешь, можешь оставаться с нами. Мы наверняка купим большой дом за деньги, которые выручим после этой экспедиции и от всего, что тут найдется.

Он замахал руками.

— Может быть. Никогда не знаешь, как повернется.

— Ты что хочешь этим сказать? — спросил я, присматриваясь к нему.

— Да так, ничего.

— В любом случае, — сказал я, — мы будем тебе рады.

Возможно, я дал слишком щедрое обещание, но у меня душа пела, побуждая забыть прошлые горечи. Я сел почитать, а Джек принялся бесцельно слоняться кругом.

Вдруг он проговорил:

— Пойдем, профу нужны новые данные с вольтметра. Пойдем наружу.

— Это и одному можно сделать.

— Да, но… идем-идем, тебе полезно прогуляться.

Я встал и вместе с ним пошел в кладовую. Мы натянули скафандры и выбрались через воздушный шлюз наружу.

Я окинул коротким взглядом круг света. Когда поймешь, насколько пустынно безвоздушное холодное пространство за пределами скафандра, все происходящее в нем воспринимается на слух особенно остро, включая работу дыхательного модуля. Мы двинулись к вольтметру, который Жукер оставил в постоянном контакте с поверхностью, чтобы следить за сверхпроводником.

Показатели не изменились, как и во все предыдущие часы. Примерно миллион вольт.

— Как и следовало ожидать, — удовлетворенно констатировал я.

— Боб, — нервно начал Джек, — я хочу тебе кое-что сказать.

— Что?

— Про меня и Джанет.