Семя зла - [15]

— Вот именно, лаборатории! — Из глаз Рима брызнули крупные бурые слезы. — Мне преградили путь ко всякой более серьезной научной работе! Сослали меня сюда, где я, по их мнению, ничего не могу сделать.

— Героев редко ценят по достоинству, — попытался я его утешить.

— Вот увидишь. Рим еще сделает открытие, которому все будут дивиться! Рим исследует сущность пространства. Ты увидишь…

— Но, старик, туда действительно невозможно попасть!

— «Невозможно»! Хватит и нескольких унций взрывчатки. Важнее всего забраться туда раньше, чем вольется это чертово пространство. И я буду смотреть, смотреть…

Голос у него снова перешел в бормотанье. Я вскочил на ноги. Рим был опасно пьян.

— Ну ладно, а что будет с людьми, которые там есть?

* * *

Он кинул на меня злобный взгляд, какого я до сих пор у него не видел. Только теперь я понял, до какой степени он ненавидит общество за то, что оно с ним так обошлось, хотя он сам был виноват в этом. Теперь он решил отыграться на моральном кодексе этого общества.

— С людьми? — рявкнул он. — Глоток пространства им не повредит. Это ради науки!

Я покачал головой со всей решительностью, на какую был способен.

— Ты никуда не пойдешь!

— А ты будешь указывать Риму, что и как? — Он пьяно качнул головой, и его кулак стукнул меня по плечу. Я пошатнулся. Сквозь боль, сквозь молнии, пронизавшие мне мозг, я пытался определить ситуацию, пока не свалился, зацепившись за стул. Рим надвигался на меня. Я повернулся на бок, чтобы избежать очередного удара и одновременно чтобы найти какое-нибудь оружие для обороны. Бутылка! Под руку мне попалась пустая бутылка. Поднимаясь с пола, я схватил ее.

Рим, пригнувшись, тоже нацелился на меня бутылкой.

— Ага, вот до чего дошло! — прорычал он и ударил своей бутылкой о край стола. Этого еще не бывало.

— Рим! — закричал я в ужасе. — Мы ведь были друзьями с детства!

Пятясь, я отступил к стенке, и бутылка выпала у меня из рук. Рим приближался, свирепо выставляя вперед зазубренное стекло, словно примериваясь ударить меня, но в последний момент отшвырнул бутылку и припечатал челюсть одним из лучших своих ударов.

И тогда я на некоторое время покинул кабину и унесся в блаженные пространства обморока.

Когда я очнулся, Рима не было. Не знаю, сколько времени я отсутствовал, 5 минут или 10.

Я чувствовал себя слишком скверно, чтобы идти за ним. Я встал со стоном, погоревал над собой и снова улегся, на этот раз на койку. Голова у меня разламывалась, и не только от пива.

Впервые в жизни я ощутил угрызения совести. Почему — не знаю. Их должен был бы ощущать Рим, а не я. И все же я потащился к зеркалу и долго стоял перед ним, недоверчиво вглядываясь в свое отражение.

— Ты выглядишь кошмарно, — бросил я отчаянное обвинение по собственному адресу. — так же кошмарно, как и ты.

С минуту еще я утешал себя мыслью что это, может быть, не совсем верно, потом мне захотелось узнать, что с ним. Я включил главный экран, и на нем появился чужой корабль. Увеличив изображение в несколько раз, я увидел своего приятеля: он возился с чем-то в нижней части кормы. И вдруг я увидел, как он поспешно отступает, и тотчас вслед за этим мощный взрыв пробил в корпусе корабля большую брешь.

* * *

Рим немедленно нырнул туда, но в короткие секунды, пока он не исчез из виду, я успел заметить, как он скручивается и извивается, словно струя в сильном течении. Но очень скоро я потерял к нему интерес, и меня целиком захватило то, что творилось с кораблем.

Когда пространство вторглось к нему внутрь, он начал тонуть. Это значит — он становился все больше, отчетливее, величавее. По мере погружения выяснилась и загадка его формы, пока, наконец, он не предстал перед нами, рыбами, во всем своем великолепии: с килем, который у него действительно был, с изогнутой линией носа, с бортами и кормой.

Я заметил даже рулевое колесо.

Корабль медленно появлялся в нашем звездном космосе, колышимый космическими течениями. Наконец, когда он затонул полностью, я увидел все подробности: открытую палубу, мертвую команду, большой квадрат паруса, а в заключение — знатную чету, плывшую на этом корабле: юноша с лицом поэта, с золотой цепью на шее, с коротки кинжалом — символом власти — у пояса, и красавица в легком одеянии, с замысловатой прической, крепко обнимали друг друга. Смерть придала их чертам выражение мира и спокойствия. Правда, ростом они были метров по 10…

* * *

Минуты через 2 корабль начал распадаться. При виде маленькой фигурки, продирающейся среди обломков, я включил радиотелефон. Послышалось хриплое дыхание Рима. Все шло по программе. Он включил свои двигатели и мгновенно перелетел расстояние, отделявшее его от молодой четы. На фоне этих прекрасных тел он казался уродливым карликом.

* * *

Вскоре эти погруженные в пространство тела тоже начали распадаться, таять, превращаться в крутящиеся пылинки, в короткие молнии и спирали. И вот, наконец, весь корабль, пропитавшись водой, то есть пространством, рассыпался на мельчайшие частицы, погружающиеся в небытие.

— Боже мой! — простонал дрожащим голосом Рим. — Я убийца!

Еще через 20 минут на экране была лишь черная пустота. Рим вернулся на наш корабль и недовольно проворчал, что так и не узнал ничего о том, как бывает там, где нет пространства.