Семья - [48]

— Что?! Неужели Тамара?.. — Аркадий не договорил, какое-то мгновенье постоял в оцепенении, затем молча пошел от товарищей по темной улице. Гена вскочил:

— Извини, Валентин... Ты сказал ему такое, что... — и быстро зашагал за Аркадием. Догнав его, он медленно молча пошел рядом, потом положил руку на плечо друга.

— Знаю, что не надо говорить в такие моменты ничего, — тихо сказал он. — Но ты должен понять, что это — не главное в жизни, это ерунда, на которую надо проще смотреть...

Аркадий остановился.

— Прости, Генка... — почти прошептал он. — Но я хочу побыть сейчас один.

И вот уже его невысокая фигура растаяла, растворилась в смутной темноте. Он пошел в ту сторону, где глухо вздыхала сонная река.

* * *

...Ивана Павловича Клубенцова вызвал управляющий трестом «Шахтинскуголь» Батурин. Ничего в этом необычного не было, начальники и главные инженеры шахт часто бывали у Батурина. Но сегодняшний вызов насторожил Клубенцова. Началось с того, что Батурин повел разговор, казалось бы, совсем о посторонних вещах, не имеющих никакого отношения к делам на шахте: о семье Ивана Павловича, о перспективах развития дальних шахт, о боевитости в работе, все еще присущей старым кадрам, но пожалел, что кое-кто не выдерживает нагрузки, старается уйти в сторону от новых требований жизни и, конечно, приходится с горечью отмечать, что перспектив личного роста у такого человека уже нет. А без перспектив все равно что идти вслепую: обязательно забредешь в сторону от главной дороги. Вот, к примеру, Худорев.

«Все ясно, — подумал Иван Павлович. — Придется ехать на ельнинскую шахту».

Когда Батурин сделал паузу, Иван Павлович встал. Поймав на себе удивленный взгляд управляющего трестом, Клубенцов развел руками:

— Как говорится, Илья Фомич, все ясно... Насколько я понял вас, мне нужно ехать в Ельное?

Батурин рассмеялся:

— Ну и чутье у тебя, Иван Павлович... Значит, согласен?

— Конечно... Если бы на другую шахту — еще подумал бы, а Ельное... Я там работу начинал, все там знакомо.

Батурин встал и протянул руку:

— Ну, с повышением!

— Как с повышением?! Разве...

— Ага, не все, выходит, угадал? Поедешь туда начальником шахты. С комбинатом вопрос уже согласован. Худорев отстал, пусть поучится здесь, в Шахтинске, на низовой работе... Зайди, кстати, в горком партии, там тебе кое-что расскажут о результатах проверки деятельности, вернее, бездеятельности Худорева. Урок можно извлечь полезный...

Несколько дней Иван Павлович сдавал дела, готовясь к отъезду, был занят, что называется, по горло, и не удивительно, что он попросту забыл о своем обещании Валентину — поговорить с Галиной и Ниной Павловной... Не знал Клубенцов, что Валентина уже нет в Шахтинске...

4

Весь вечер в комнате было необычно тихо, и эта настороженная тишина каждую минуту напоминала о том, что произошло. Пока составлялись последние отчеты, заполнялись различные формы, можно было на какие-то короткие мгновенья забыть об отсутствии человека, ставшего очень родным и близким.

Но вот заполнен последний лист, работа окончена, и взгляды матери и дочери на мгновенье встретились. Только на одно мгновенье, но Нина Павловна уловила в глазах Галины что-то до жалости растерянное и виноватое.

— Ну, доченька, руки-то опускать не надо... — едва сдерживая горечь, что вдруг подступила к горлу, заговорила она, садясь рядом с дочерью. После гибели Александра и смерти мужа Нина Павловна с почти болезненной привязанностью относилась к дочери и дорого бы отдала за то, чтобы ее жизнь всегда была спокойной.

— Мама... Ну, разве можно так? — всхлипнула Галина, прижавшись к матери.

— Крепись, дочка... Может, одумается еще он.

Но и дочь, и мать знали, что это не те слова, они просто растерялись после отъезда Валентина, ведь в их тихой жизни это было большим и тяжелым событием. Однако Нина Павловна знала, что она обязана поддержать, успокоить дочь, дать ей силы, чтобы этот удар не явился для нее роковым. Уж она-то, мать, знала, как тонко, чрезвычайно тонко у дочери восприятие.

— Ложись-ка лучше спать, — только и нашлась сказать Нина Павловна. А сама сомкнула глаза лишь перед утром, все думая, как помочь дочери.

В это утро Галина была на дежурстве в школе. Она сидела в учительской, листая журналы и ожидая, когда начнут подходить будущие первоклассники.

— Здравствуйте, Галина Васильевна! — неожиданно, заставив ее вздрогнуть, послышалось от дверей. Это был Бурнаков. Как всегда свежий, чисто выбритый, он мягким шагом прошел к столу, с призывной улыбкой глядя на нее. Галина в смущении отвернулась, кивнув головой.

— Вы очень бледная сегодня, Галина Васильевна, — подошел к ней Бурнаков. — Впрочем, я все знаю... Он уехал, да?

Случайно встретив Валентина с чемоданом в день отъезда на автостанции, Бурнаков по хмурому, сосредоточенному выражению лица Астанина понял, что тому предстоит не очень приятная поездка. Вот он садится на машину. Ага, в Ельное... Увидев сейчас бледное, осунувшееся лицо Галины, Борис Владимирович понял: это ссора.

Галина почти испуганно вскинула взгляд на Бурнакова: откуда ему известно это?

А Борис Владимирович уже заговорил то грустно и печально, то горячо, с жаром о том, что Валентин не достоин ее, что он просто груб, для него какая-то девчонка, вроде той, фотографию которой он отдал, ближе, дороже Галины и о нем грустить не надо, это жизнь, а в жизни найдется хороший человек и для нее, он будет до малейших желаний понимать ее, а она его...