Семья Наливайко - [8]

Я сказал Косте:

— Ладно, выпьем за дружбу.

Мы чокнулись и осушили рюмки.

Анна Степановна взволнованно сказала:

— Ну, если даже они выходят отсюда друзьями, то за остальных я ручаюсь. Давайте же, ребята, всю жизнь дружить. И пусть все мои воспитанники станут заметными, почетными в стране людьми. Чтобы я вами всегда гордилась… Пусть вы не будете генералами, но каждый должен быть настоящим бойцом, достойным сыном и защитником своей родины. — Анна Степановна вдруг улыбнулась: — Ну, а если уж кто-нибудь из вас не выдержит и сделается генералом, мы соберемся в этом классе опять, и это будет наш общий праздник.

Все весело зашумели и начали плясать под патефон, который заводила Анна Степановна. Она никому не уступала этой роли. Отмахиваясь от осаждавших ее кавалеров, она упрямо твердила:

— Не мешайте мне! Дайте поглядеть, каких я плясунов воспитала. Это же мой последний вечер с вами.

От этих слов нам стало грустно; мы перестали танцевать и окружили Анну Степановну. Она рассердилась на нас:

— Ну, если не хотите танцевать, давайте споем.

И мы запели. Даже безголосый Гриша пел. Однако самые веселые песни вызывали грусть. Анна Степановна опять рассердилась.

— Андрей, сыграй гопак, — приказала она. — Я вам покажу, как надо веселиться.

Я не видел более веселой пляски. Ребята, окружив учительницу, подпрыгивали и приседали, как настоящие запорожцы.

Все так увлеклись пляской, что и не заметили, как Анна Степановна выскользнула из круга. Остановившись возле аквариума, она долго глядела на пляшущих ребят. А я смотрел на нее. И рыбки, казалось, смотрят на Анну Степановну, уткнувшись носами в стекло.

Внезапно глаза Анны Степановны заблестели от слез. Я невольно оборвал музыку. Теперь все заметили плачущую учительницу и бросились к ней. Девочки целовали Анну Степановну, а ребята хмурились и покашливали, как старички.

Потом Нина громко сказала:

— Спасибо вам, Анна Степановна, за ваши заботы. Мы вас никогда не забудем.

Это был сигнал. Мы бросились в соседний класс и вышли оттуда с цветами. (Целый день собирали их.)

Анна Степановна растерянно глядела на нас, на наши букеты. Она не могла взять в руки и десятой доли того, что ей преподнесли. Здесь были розы, левкои, георгины, ромашки… Кто-то даже подсолнечник принес — такой маленький, нежный…

Видя растерянность Анны Степановны, мы вытащили из того же класса ящики, в которых цветы доставлялись в школу. Провожая Анну Степановну домой, мы понесли вслед за ней три ящика цветов. Она поминутно останавливалась и, всплескивая руками, говорила:

— Куда же я все это дену?

V

Мы торжественно шли по центральной улице.

Был зеленый рассвет, дружно горланили петухи, скрипели колодезные журавли. Над рекой ярко горели окна электростанции. И так нам было хорошо, что мы дружно запели.

Веселый шум и песня разбудили Романа. Он выскочил на крыльцо и, по-детски протирая глаза, просил не горланить, чтобы не разбудить маленького Олега. Ребята притихли. С трудом втащив в комнату ящики с цветами, они на цыпочках вышли опять на улицу. И здесь мы начали прощаться с Анной Степановной.

Ребята по очереди целовали ее и так увлеклись, что Роман сердито крикнул:

— Хватит вам, бессовестные, человека мучить…

Всем стало еще веселее, а Нина расцеловалась и с Романом. (Повезло же ему!) Потом Роман увел Анну Степановну, а мы еще некоторое время стояли под окном, словно чего-то ждали. Внезапно окно распахнулось, и Анна Степановна, погрозив нам пальцем, строго сказала:

— Ребята, спать, спать пора.

Мы сделали вид, что уходим, но, когда окно закрылось, все снова остановились. Тогда я предложил:

— Ребята, пойдем в поле, солнце встречать!

И, схватив Нину за руку, быстро зашагал вперед.

Ребята толпой повалили за нами. Один только Костя отстал.

Я не помню более радостного рассвета, хотя все было обычным. Заря как заря: на востоке заалело небо, затем розовым огнем полыхнули облака. Когда из-за горизонта показалось солнце, напоенные росой поля засверкали миллионами звезд.

Мы замерли, глядя на пылающий шар, отделявшийся от синей полосы земли. Нина прижалась ко мне плечом и прошептала:

— Когда кончим вуз, вернемся сюда и снова встретим солнце. Здесь… на этом месте. Хорошо? И ты напишешь свою музыку… Музыку восходящего солнца. Да?

Мне хотелось поцеловать ее, но ребята мешали. Нина, как бы дразня, потянулась ко мне и засмеялась. Кто-то сказал зевая:

— Ребята, пора все-таки спать.

Я был как в тумане. Я захмелел от солнца. И когда мы, вернувшись в село, начали прощаться друг с другом, я уже не постеснялся и обнял Нину. Она вырвалась и убежала. Очки мои полетели на землю. Пока я их нашел, Нина уже была в комнате.

Подобно Анне Степановне, она открыла на минутку окно и погрозила пальцем:

— Спать, спать пора.

Затем показала язык и скрылась в глубине комнаты.

Когда я вернулся домой, мать ничего не сказала, только поглядела на часы и покачала головой.

Я вскоре уснул. Неожиданно меня разбудили подозрительные звуки. У моей кровати стояла мать. Она глядела на меня плачущими глазами и усиленно сморкалась в платок. Я начал сонно искать очки.

Мать сказала:

— Война… По радио передавали… Фашисты напали на нашу землю…