Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света. - [44]

Зазвонил аппарат ВЧ. Грачев взял трубку и услыхал бойкий, уверенный голос начальника гарнизона Тетешкина, которому недавно присвоили звание генерал-майора:

- Подполковник Грачев? Ты жив? Ну здравствуй. Ходят слухи, что на вас готовилось покушение, а начальник гарнизона об этом ничего не знает. - С Грачевым он говорил и на "ты" и на "вы".

- Я только что возвратился из поездки по границе. В день отъезда звонил вам, хотел встретиться и проинформировать кой о чем, да вас не было у себя, - спокойно ответил Грачев. - И вообще хотелось бы поговорить по некоторым вопросам.

- Ну так, пожалуйста, приезжайте сейчас. С минуты на минуту должен подъехать полковник Гончаренко.

- Есть, сейчас приеду, - ответил Грачев и положил трубку.

Но он не спешил, точно не хотел так легко отрешиться от своих прежних дум. Подошел к высокому окну, выходившему на запад. Багрово-красное, налитое солнце упало в курчавые макушки кленов и подожгло их огнем раскаленного металла. Вокруг солнца небо играло оранжево-белесыми, с тревожными алыми отливами сполохами. Грачев постоял с минуту, сказал просто, ни к кому не обращаясь:

- Завтра будет ветреный день… Ладно, поехал к начальнику гарнизона.

С генералом Тетешкиным у Грачева были те отношения, которые принято называть подчеркнуто официальными. Тетешкин был моложе Грачева на двенадцать лет. Зимой 1940 года прямо из Академии бронетанковых войск его направили на Карельский перешеек, где он, командуя танковым батальоном, получил звания Героя Советского Союза и полковника. Весной он уже командовал танковой бригадой на западной границе. Теперь, получив звание генерала, Тетешкин ждал повышения в должности. Этот храбрый, мужественный и волевой человек имел крутой и вспыльчивый характер. Но не это не нравилось Грачеву в Тетешкине, а излишняя самонадеянность, часто доходящая до заносчивости, что давало основание начальнику погранотряда считать начальника гарнизона выскочкой и мальчишкой. Бурная слава начала кружить горячую, но не очень умную голову самовлюбленного Тетешкина.

Кабинет начальника гарнизона на втором этаже довольно уютного, хотя и небольшого особняка из жженого красного кирпича - просторный, светлый, с камином. Стены обшиты деревом, мебель мягкая, массивная, на полу большой ковер.

В кабинете двое: генерал-майор Тетешкин (черные насупленные брови, нос-картошка и карие жестковатые глаза) сидит за большим письменным столом перед дорогим мраморным чернильным прибором, облокотясь на сукно; второй - полковник Гончаренко, командир истребительного авиаполка, высокий, сухопарый, светловолосый, безбровый, с длинным острым носом, круглыми маленькими глазками, устроился за длинным столом, приставленным буквой "Т" к письменному. Полковника Гончаренко Грачев любил и уважал за прямоту и откровенность, веселый и беспокойный характер.

Поздоровались. Грачев сел напротив Гончаренко, поймал его пристальный дружеский взгляд, в котором было и участие, и немой вопрос, и ожидание. Тетешкин заговорил сразу важно, без улыбки:

- Чем это вы им так сильно насолили, что они решили вас кокнуть?

Грачеву было ясно, что генерал либо неточно информирован о готовившемся покушении, либо не сумел сделать из этого факта правильных выводов. Сказал:

- Не просто убить, а убить двадцать первого июня. В этом суть. Дело вовсе не в личности, не в Грачеве дело. Покушение, быть может, готовится и на вас. - Грачев серьезно посмотрел сначала на Тетешкина, а потом на Гончаренко. - Это не мешает иметь в виду, излишняя предосторожность никогда не вредит. Именно двадцать первого июня.

- Почему двадцать первого? - как-то уж очень непосредственно, став сразу серьезным и сосредоточенным, спросил Гончаренко.

- Потому что, по данным того же убийцы, - определил ответ Тетешкин, скривив в иронической улыбке пухлые, мясистые губы, - двадцать второго июня начнется война. Подполковник Грачев, как ни странно, верит этим явно провокационным версиям.

- Я верю фактам, товарищ генерал, - четко сказал Грачев, упершись руками в край стола, будто хотел сдвинуть его с места. - Гитлер стягивает к нашей границе свои войска. Это факт.

- А вы читали, дорогой мой подполковник, специальное разъяснение ТАСС? - с категоричностью своего превосходства спросил Тетешкин, глядя то на Грачева, то на Гончаренко. Но вдруг Гончаренко беспокойно задвигался, отбросил резким жестом назад светлую прядь волос, сказал с запалом:

- Ах, оставим это разъяснение обывателям и дипломатам. Мы люди военные, у нас есть уши, чтобы слышать, есть глаза, чтобы глядеть правде в лицо. Фашисты ведут себя нагло. Разве это не факт? И я понимаю подполковника Грачева.

- В каком смысле? - не сразу сообразил Тетешкин.

- В смысле? Его беспокойство мне понятно.

- А я вас отказываюсь понимать, дорогие товарищи, - внушительно сказал Тетешкин и нахмурился. - Что ж, по-вашему, выходит, ТАСС делает безответственное заявление, дезинформирует народ, армию?

- В том-то и дело, что рассчитано оно не на армию, - горячился Гончаренко и даже встал из-за стола, беспокойно прошелся по кабинету. - Это дипломатическая игра.

- А строгая директива не председателям сельских Советов, а нам, военным, не отвечать на провокации, разве она идет вразрез с разъяснением ТАСС? - чувствуя неотразимость своих доводов, глухо, с нажимом на слова парировал Тетешкин. - Что же ты не поднимаешь в воздух свои эскадрильи, когда самолеты Гитлера летают над нашей территорией? - Иронический взгляд на Гончаренко. - Что же вы не обстреливаете их самолеты, когда они перелетают государственную границу? - Такой же взгляд на Грачева.