Семья Буториных - [6]
. Эти вчерашние студенты думают, что их ближайшая задача — перевернуть мир верх тормашками. А наломают бока на практике — совсем другими становятся. Шутка сказать, она предлагает проходку квершлага. А что это значит? Лучшие проходческие бригады занять по существу на подготовительных работах, бросить туда подсобные силы, оборудование, оголив основные участки. И когда?! Когда решается судьба плана добычи. Бред!
Безуглый. Положение сложное. Однако, я рекомендовал бы вам поостеречься… Сегодня она доказывает свою правоту в этом кабинете, а завтра, чего доброго, выступит в прессе.
Фурегов. О, критиковать теперь все мастера. Я задыхаюсь сегодня, сейчас, каждый день, каждую минуту, а они хотят… (Резко.) Что у вас?
Безуглый(робко). План… планчик мероприятий.
Фурегов. Конкретнее?
Безуглый(передает Фурегову бумажку). Приказец бы по руднику… О мерах развития многозабойного метода. Необходимость и перспектива, так сказать…
Фурегов. Перспектива, альтернатива… Вижу и я перспективу. Вижу. Но — без особых прикрас. Подумайте о наших условиях. Это не месторождение, а болото, начиненное каменьем. Здесь на каждом шагу вода. Здесь надо работать не проходчикам, а водолазам. Хорошо еще, что мы успешно тянем план. А вы тут со своими прожектами…
Безуглый. Но, Николай Порфирьевич… Каждый рудник имеет свои условия. И наши в этом смысле не так уж беспросветны. Когда я работал в главке, я иногда выезжал, и представляю…
Фурегов. Ничего вы теперь не представляете. Все изменилось.
Входит секретарь.
Секретарь. Вы вызывали проходчика Василия Буторина… Он пришел.
Фурегов. Ну-ка, зовите его сюда. (Вспомнив.) Да, передайте в АХО, пусть проверят, все ли семейные рабочие обеспечены овощами? У кого мало — подбросим с подсобного. (Секретарь выходит.) И дрова, дрова… (По телефону.) Петр Лукьяныч, ты всем рабочим забросил дрова? Хорошо. А этому больному, крепильщику… Терехину? Неделю назад — и не доложил?.. (Опускает трубку.) В такой кутерьме собственное имя забудешь. Этот буровой агрегат всех с ума свел. Хочу вот узнать, что проходчики думают. И вам полезно послушать, Владислав Сергеевич.
Входит Василий.
Василий. Прибыл, товарищ директор.
Фурегов(встретил Василия почти у дверей, здоровается с ним, усаживает в кресло возле своего стола и сам садится напротив). Гвардия моя стахановская… Как работается, рассказывай.
Василий. Ничего, в основном, нормально, Николай Порфирьевич.
Фурегов. В основном, говоришь? Значит, что-то не того?
Василий. Воздух зажимает, Николай Порфирьевич. Последние дни — не больше трех-четырех атмосфер.
Фурегов. Вот лодыри! Сколько раз я говорил… (Снимает телефонную трубку.) Дайте компрессорную… Товарищ Мазайкин? Тебя-то мне и нужно, дружище. Когда вы перестанете зажимать воздух для Северной? Что? Опять объективные причины?! Судить буду, Мазайкин… Что? Ну, посмотрю, посмотрю. (Кладет трубку.) Ну вот и накачал.
Василий. Не больше, как на неделю. Опять выдохнется.
Фурегов. А вот мы разберемся. (Записывает у себя в памятке.) Ну, а скажи-ка ты мне, Василий Максимович, как ты относишься к этой машине, что брат соорудил?
Василий. Как вам сказать… Рискованная штука…
Фурегов. Слышите, Владислав Сергеевич?
Безуглый. Слышу, слышу.
Василий. Да еще, откровенно вам скажу, если бы это в Москве сделали, конструктор какой-нибудь известный, а то ведь брат меньшой Ильюшка. Институт закончить не успел, а уже торопится в изобретатели.
Безуглый(смеется). Действительно.
Фурегов. Да он же не один, а с Никоновым.
Безуглый. Но идея-то — его!
Василий. Ну, это я так, шутки ради. Реальная ли вещь — вот о чем думать надо.
Звонок телефона.
Фурегов(в телефон). Фурегов… Кто? По какому делу? А-а, понятно… (Соображает, с улыбкой косится на Василия.) Давай-ка, заходи сейчас… (Опускает трубку.) Ну, Василий Максимович, так что же еще неладно?
Василий(мнется). Есть кое-что…
Фурегов. Смелей, смелей. Ты ж меня знаешь: всегда выслушаю и помогу. Скажи-ка, когда я тебе обещал, а не помог?
Василий. Не было таких случаев, Николай Порфирьевич.
Фурегов. Ну, вот… У меня, браток, у самого рабочая закваска. С обушка начинал. (Безуглому.) Я, между прочим, здешний. Мы здесь в двадцать первом году вместе с его отцом, Максимом Буториным, после беляков шахты восстанавливали. Сняли шинелки, да в забой… Он, Максим, и в горняки меня вывел. Оно уже после — и высшее техническое образование, и все прочее, а десять лет чисто рабочего стажа.
Безуглый. Ощущается. В положительном смысле.
Фурегов. Все твои нужды, Василий Максимыч, знаю насквозь и даже глубже. (Хохочет.) Вот мнешься, а я уже чувствую, что у тебя на душе наболело.
Василий. Может, и чувствуете, Николай Порфирьевич… очень даже возможно…
Фурегов. Обижаешься ведь, а? На начальство обижаешься?!
Василий. Как в воду глядели, Николай Порфирьевич.
Фурегов(довольный, смеется). Насквозь вижу. (Серьезно.) Говори.
Василий. Заботы не замечаю, товарищ директор. Все ж, как никак, а меня и в Москве знают… А тут перестают отличать. Решил я месяц-другой рубануть, что называется, на всю катушку. Говорю с начальником шахты. А мне: инструмент — как для всех, забой готовят — тоже как для всех. А я так понимаю: если ты настоящий, заслуженный стахановец — тебе и внимание особое… Работай на благо родины. Бей свои же рекорды. Гони вперед, что бы и рудник тобою гордился, и сам в шахту шел… как на первомайскую демонстрацию.
В сборник драматических произведений известного советского писателя вошли десять его пьес. Здесь комедии и драмы: и первые его пьесы — «Опасный спутник» и «Забытый друг», и пьеса «Барабанщица», посвященная дням Великой Отечественной войны, обошедшая почти все сцены театров страны, и последние его пьесы — «Мария», «Летние прогулки», «Долгожданный». Сборник сопровождается статьей о творчестве писателя, а также фотоальбомом сцен из постановок его пьес.
Герои Владислава Владимирова — люди разных возрастов и несхожих судеб. Это наши современники, жизненное кредо которых формируется в активном неприятии того, что чуждо нашей действительности. Литературно-художественные, публицистические и критические произведения Владислава Владимирова печатались в журналах «Простор», «Дружба народов», «Вопросы литературы», «Литературное обозрение» и др. В 1976 году «Советский писатель» издал его книгу «Революцией призванный», посвященную проблемам современного историко-революционного романа.
Геннадий Юшков — известный коми писатель, поэт и прозаик. В сборник его повестей и рассказов «Живая душа» вошло все самое значительное, созданное писателем в прозе за последние годы. Автор глубоко исследует духовный мир своих героев, подвергает критике мир мещанства, за маской благопристойности прячущего подчас свое истинное лицо. Герои произведений Г. Юшкова действуют в предельно обостренной ситуации, позволяющей автору наиболее полно раскрыть их внутренний мир.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эпизод из жизни северных рыбаков в трудное военное время. Мужиков война выкосила, женщины на работе старятся-убиваются, старухи — возле детей… Каждый человек — на вес золота. Повествование вращается вокруг чая, которого нынешние поколения молодежи, увы, не знают — того неподдельного и драгоценного напитка, витаминного, ароматного, которого было вдосталь в советское время. Рассказано о значении для нас целебного чая, отобранного теперь и замененного неведомыми наборами сухих бурьянов да сорняков. Кто не понимает, что такое беда и нужда, что такое последняя степень напряжения сил для выживания, — прочтите этот рассказ. Рассказ опубликован в журнале «Наш современник» за 1975 год, № 4.
В книгу вошли роман «Воскрешение из мертвых» и повесть «Белые шары, черные шары». Роман посвящен одной из актуальнейших проблем нашего времени — проблеме алкоголизма и борьбе с ним. В центре повести — судьба ученых-биологов. Это повесть о выборе жизненной позиции, о том, как дорого человек платит за бескомпромиссность, отстаивая свое человеческое достоинство.
Новый роман грузинского прозаика Левана Хаиндрава является продолжением его романа «Отчий дом»: здесь тот же главный герой и прежнее место действия — центры русской послереволюционной эмиграции в Китае. Каждая из трех частей романа раскрывает внутренний мир грузинского юноши, который постепенно, через мучительные поиски приходит к убеждению, что человек без родины — ничто.