Семилетняя война. Как Россия решала судьбы Европы - [25]
Пётр Румянцев
Достойным соперником оказался генерал Дубислав Фридрих Платен, которому удалось прорваться к Кольбергу, уничтожив магазины и коммуникации русской армии. Отряд Платена усилил гарнизон Кольберга.
Румянцеву удалось перекрыть пути из Штеттина в Кольберг. Но упорные пруссаки неоднократно пытались вернуть контроль на этих дорогах… Румянцеву пришлось отрядить команду под началом полковника Апочинина.
Наступил черёд партизанской войны: то было противостояние летучих отрядов. Одно из важных сражений произошло под Гольнау: русский отряд, в котором выделялся решительными действиями подполковник Суворов, ворвался в крепость. Полковник Корбиер был захвачен в плен, а Суворов, получив две раны, в упоении подсчитывал ещё и захваченные пушки. Тем временем Румянцев окружил отряд генерала Кноблоха, который сдался без боя. Удалось захватить более 1600 человек пленных, 15 знамен и 7 орудий. Платену всё же удалось уйти. После этих сражений в Кольберге началась паника, но и в лагере Румянцева не всё обстояло благополучно.
Ещё до наступления холодов Румянцев столкнулся с нехваткой продовольствия. Армия, несмотря на старания Румянцева по добыче припасов, почти голодала. Уже в конце сентября из-за погодных условий флот был вынужден удалиться от Померании. Полянский ушёл с эскадрами в Ревель, по дороге попал в бурю и вернулся в Россию с большими потерями. Утешало, что у пруссаков дела с провизией обстояли не лучше. Граф Чернышев упоминает, что солдат по шесть месяцев держали без жалованья. Бутурлин относился к Румянцеву и его корпусу как к нелюбимым пасынкам, как будто ждал от «зарвавшегося» генерала поражений.
Военный совет, по настоянию Бутурлина, рекомендовал Румянцеву снять блокаду и, по традиции, направить войска на зимние квартиры. Не принято было в те годы воевать с наступлением холодов. Но Румянцев и здесь ломал традицию: он-то помнил, как дорого стоил поспешный уход на отдых после Кунерсдорфской победы – и, к неудовольствию Бутурлина и удивлению пруссаков, принял решение сражаться до конца.
В начале ноября он весьма обстоятельно обрисовал ситуацию в письме на высочайшее имя: «Крепость при отступлении неприятельском, чрез посыланного от меня капитана Бока, к сдаче была требована. Комендант фон дер Гейде со всеми хотя учтивостьми твердость свою и заслуженные уже, якобы, честь и славу толикими и формальными осадами показать и в сем случае мне обещал. Я, однако ж, приказал господину генерал-порутчику Гольмеру, которой, в крайнем хотя изнеможении, усердствовать Вашему Императорскому Величеству, ищет от стороны морской или по усмотрению его, где токмо место позволит на настоящее весьма сырое время, траншеи открыть и батареи в большом числе орудий заложить. Одна из сих уже устроена и со вчерашнего дни город бомбардируетца. Недостаток в пропитании может быть понудит коменданта к сдаче склонитца, а в протчем, осмеливаюсь Вашему Императорскому Величеству доносить, что по настоящей погоде, а особливо в здешних местах, вовсе из времени осаждать. Я б охотно последовать примеру барона Лаудона, но кроме других обстоятельств, водяные весьма глубокие и широкие два рва требуют уже иных способов, а сих, не повредя крепостного строения, ни с каковой [стороны] удачно достигнуть невозможно, исключая однако ж сильные морозы».
Императрица к тому времени чувствовала себя опустошённо: болезнь побеждала.
Принц Вюртембергский отступил на соединение с войсками Платена – и оставил укрепления, в которые тут же вошли войска Румянцева. В ночь на 5 ноября Румянцев занимает укрепление Вольфсберг, затем овладевает предместьями Кольберга. Фридрих приказывает Платену и принцу Вюртембергскому прорваться в Кольберг и доставить туда транспорт с продовольствием. Но попытка прорыва закончилась неудачей: их атаку Румянцев отбил и даже организовал преследование. Пруссаки дрогнули.
Комендант крепости фон Гейде впервые выдвинул условия капитуляции: почётные для пруссаков. Румянцев выдвигает собственные условия. 5 декабря фон Гейде соглашается на ультиматум Румянцева, и русские войска занимают Кольберг. Крепость, ставшая базой русской армии, угрожающе нависла над Бранденбургом.
И тут самое время сделать небольшое отступление о примечательном человеке, который во время Кольбергской операции встал на пути Румянцева. Граф Готтлоб Курт Генрих фон Тотлебен был в XVIII веке личностью легендарной. В Европе о нём судачили чаще, чем о Румянцеве или Зейдлице, наравне с Казановой и Калиостро. О нём сочиняли небылицы и плутовские романы, не счесть слухов и анекдотов, связанных с неугомонным графом. Тотлебен – имя важное для русской истории, оно ассоциируется, прежде всего, с обороной Севастополя в 1850-е годы, с деятельностью генерала Эдуарда Тотлебена, который современнику Румянцева приходился дальним родственником. А вообще-то это название родового имения в Тюрингии, которое принадлежало нашему ловкачу-графу. Происходит это название от аристократического девиза: «Верен не на жизнь, а на смерть» («Treu auf Tod und Leben»).
Из Саксонии наш Тотлебен бежал, как ужаленный, после серьёзного обвинения во взяточничестве. Заочно его даже приговорили к пожизненному заключению – но такие вердикты мало что значат. В Голландии он получил патент полковника и прославился как второй Казанова. Со временем и оттуда пришлось ретироваться. Некоторое время он служил при дворе Фридриха, в Пруссии. Но и Берлин пришлось покинуть, как всегда, при деликатных обстоятельствах. В 1759 году 45-летний Тотлебен оказался на русской службе – и неизвестно, за какие заслуги получил чин генерал-майора. Ко времени вступления России в Семилетнюю войну никакого военного опыта у Тотлебена не было – но некоторые считали его почтенным генералом. И, как ни странно, он не спасовал: предводительствуя казачьими отрядами, проявил храбрость в стычках с пруссаками. Два ранения, контузия, ордена…
