Послѣ обѣда подали всѣмъ трубки. Опять нѣсколько бутылокъ Шампанскаго, съ прибавленіемъ двухъ кувшиновъ Зельцерской воды, явилось на столѣ въ гостиной. Принялись доигрывать вистъ. Партенёръ Аглаева, Вампировъ, какъ-то все ошибался , сдѣлалъ ренонсъ, за который должно было заплатить большой шлемъ, и – третій робертъ былъ проигранъ! Аглаевъ отдалъ въ одинъ разъ все, что пріобрѣлъ въ нѣсколько дней въ клубъ, т. е. около двухъ тысячь рублей. Хозяинъ предлагалъ составить еще партію.
"Что за вистъ!" сказалъ Змѣйкинъ. "Пренесносная игра! Карлъ Адамовичъ!" продолжалъ онъ, обращаясь къ Шурке, "сдѣлай, братецъ, намъ банкъ!" – Пожалуй. – Вы, Филиппъ Ивановичъ, будете держать мнѣ половину? – "Нѣтъ, братъ! Ежели на то дѣло пошло" – отвѣчалъ Удушьевъ, ударивъ по столу, и притворяясь пьянымъ, такъ, что будто бы y него языкъ насилу шевелился – "я самъ буду понтировать. Ты много выигралъ въ вистъ; подѣлись съ нами; я тебѣ пущу, по старинному, брандера!"
Шурке вынулъ изъ кармана большую кипу ассигнацій, высыпалъ изъ кошелька множество полуимперіяловъ, и тотчасъ дѣло пошло на ладъ.
"А! давай-ка сюда золота! Знаетъ, разбойникъ, чѣмъ приманить меня!" – сказалъ Удушьевъ, продолжая играть ролю пьянаго, и поставивъ карту, на которую придвинулъ кучу золота.
– Правду говорятъ, что при банкѣ и въ зайцѣ чортъ сидитъ! – сказалъ Аглаевъ, увлеченный страстію своею къ игрѣ, и тѣмъ болѣе еще, что проигралъ такъ много въ вистъ. Вотъ, ни за что не хотѣлъ я играть въ банкъ, a мочи нѣтъ – не могу удержаться! Дайте мнѣ карты! – " Здѣсь олухи есть " – пропѣлъ пьяный Удушьевъ, и гости его закусили себѣ губы, чтобы не засмѣяться.
Шурке подалъ Аглаеву нераспечатанную колоду. Опъ перемѣшалъ, сдѣлалъ очередь, и поставилъ большой кушъ. Первую карту ему дали; онъ поставилъ съ транспортомъ, и прибавилъ еще кушъ. "Ага, братъ! да ты молодецки понтируешь! Окинься-ка онъ нѣсколько талій, такъ весь банкъ полетитъ къ верху ногами!" Но Шурке не окинулся , убилъ, и въ нѣсколько талій записалъ на Аглаева безъ малаго десять тысячь. Аглаевъ сосчиталъ, поставилъ карту до десяти тысячь , проигралъ, вынулъ Ломбардный билетъ на эту сумму, и пересталъ играть.
Но сердце y него сильно билось; онъ выпилъ еще стаканъ Шампанскаго, съ Зильцерскою водою; спросилъ себѣ еще трубку, и сѣлъ подлѣ стола. Между тѣмъ Шурке билъ нещадно Удушьева; тотъ бѣсился, рвалъ карты, кидалъ ихъ на полъ, и бранилъ, какъ только можно хуже, Шурке, который хладнокровно продолжалъ метать. Змѣйкинъ и Вампировъ были въ небольшомъ выигрышѣ. Наконецъ Удушьевъ подмѣтилъ руте , поставилъ темныя, и началъ отыгрываться. – «Ну братъ! ужь отъ руте моего ты не оттасуешься!» – сказалъ онъ. – «Послушайся меня, Петръ Ѳедоровичъ, ставь мое руте, и повѣрь, что мы лихо надуемъ этого дьявола!» – Аглаевъ взялъ опять карты, и ему начало было рутировать , но вскорѣ злодѣйка измѣнила! Спросилъ новую колоду, сдѣлалъ онъ еще очередь, но также пренесчастную ! Голова y него кружилась, и отъ вина и отъ проигрыша. Онъ самъ себя не помнилъ, кинулъ и эту очередь подъ столъ, взялъ еще другую колоду, испытывалъ на мирандоль , на фаску , на окуловку , на ворожбу , на разсчетъ ; но все было безполезно – необыкновенное несчастіе преслѣдовало его неотступно. Нѣсколько разъ переставалъ онъ играть, и расплачивался; всѣ ломбардные билеты его были на неизвѣстнаго; онъ боялся оставлять ихъ дома, потому, что слуги y дяди его были воры и пьяницы. Опять начиналъ играть Аглаевъ – къ свѣту кончилась игра, и онъ остался въ проигрышъ семьдесятъ тысячь рублей, т. е. большую часть капитала своего….
Въ отчаяніи, въ какомъ-то странномъ положеніи, какъ будто въ помѣшательствѣ ума, поѣхалъ онъ домой. На другой день, съ сильною головною болью, отъ пьянства, обжорства и проигрыша, едва всталъ онъ съ постели, проклиналъ судьбу свою, рвалъ на себѣ волосы, и даже мысль о самоубійствѣ сходила ему въ голову. Но постепенно успокоился онъ, и вспомнилъ, что наканунѣ, за обѣдомъ y Удушьева, звалъ ихъ всѣхъ въ этотъ день Змѣйкинъ къ себѣ, и что онъ сговорился ѣхать къ нему, вмѣстѣ съ Удушьевымъ, который не зналъ его квартиры. "Авось сегодня буду счастливѣе!" думалъ Аглаевъ. "Неужели Фортуна будетъ вѣкъ меня преслѣдовать? Попробую въ послѣдній разъ, и ежели отыграюсь, то – даю себѣ клятву: вѣкъ впередъ картъ въ руки не брать! Нѣтъ! такое душевное волненіе и страданіе слишкомъ тяжелы, никакое здоровье не можетъ перенесть положенія, въ какомъ былъ я вчера и сегодня! Это, просто, сведетъ меня преждевременно во гробъ." Мысль о милой, доброй женѣ, о дѣтяхъ, мучила его – онъ не могъ удержаться отъ слезъ, легъ на постелю, и горько плакалъ….
Надежда отыграться, и притомъ твердое, рѣшительное намѣреніе вѣкъ больше никогда не играть, ободрили Аглаева. Онъ одѣлся, и въ три часа явился къ Удушьеву, чтобъ вмѣстѣ съ нимъ ѣхать къ Змъйкину, но не засталъ его дома, и отправился одинъ. Удушьева ожидали до пяти часовъ; наконецъ прислалъ онъ сказать, что не будетъ .
Въ этотъ день уже не нужна была примана въ вистъ. Аглаевъ самъ просилъ Шурке дать ему реванжъ. Опять почти до свѣта продолжалась игра. Аглаевъ проигралъ еще слишкомъ двадцать тысячь, и опять былъ пьянъ. Онъ возвратился домой уже не съ отчаяніемъ, a съ какимъ-то ожесточеніемъ; мысль о ceмействѣ уже не безпокоила его болѣе; онъ рѣшился играть весь вѣкъ, расположиться остальнымъ капиталомъ, какъ должно игроку, не понтировать, a самому метать банкъ. Однакожъ, все не имѣлъ онъ въ виду ничего болѣе, какъ только отыграться, и потомъ рѣшительно никогда болѣе не брать картъ въ руки.
