Семейный позор - [35]

— А ты, значит, решил, что тебе море по колено?

— Просто не повезло, уж чего там…

— Кретин несчастный! Только что вышел из Бомэтт и опять вернешься туда, да еще чертовски надолго! По-твоему, это очень умно, а? Так ты себе представляешь красивую жизнь?

— Это уж мое дело!

— Согласен… А кто еще участвовал в ограблении, кроме вас с Бастеликой?

— Никто.

— Ну, как хочешь… А насчет итальянца, которого выловили в Старом Порту, случайно не знаешь, каким образом он туда угодил?

— Вы и это хотите мне пришить?

— Нет, такое дело не для сопляка вроде тебя… но ты мог кое-что слышать, а если бы дал нам наводку, глядишь, и скостили бы срок… Не так уж весело в твои годы лучшие деньки проторчать в каменном мешке!

— Ну и гады же вы!.. Не знаю я ничего о вашем макарони, а и знал бы — так держал язык за зубами.

— Твое дело… У тебя хватит времени поразмыслить… и сидеть тебе, голубчик, без солнышка, пока не высохнешь, как цикорий!

Во время очной ставки с Бастеликой Доло придерживался прежней версии. В свою очередь, Антуан подтвердил все, что сказал парень. Держался он весьма самоуверенно.

— Понимаете, господин инспектор, я слишком добр по натуре… а потому, встретив малыша и видя, как он изводится, что ничего не может подарить невесте, сразу подумал о красивом колечке. Чистое сострадание к ближнему… разве это не прекрасно?.. Вот я и взял его с собой… А теперь, конечно, жалею… Будь нас побольше, не потащили бы мальчишку на дело! С сосунками всегда рискуешь!

— Врешь ты все, Антуан!

— Ну, это вам придется доказать, господин инспектор…

— И докажу.

Пока взорам Бастелики и Ипполита рисовалось довольно безрадостное будущее, Бруно и Пэмпренетта, взявшись за руки, гуляли в парке Фаро — своем любимом прибежище. К счастью, «их» скамья как раз пустовала. Влюбленные сели, и девушка сразу прижалась к Бруно.

— Тебе правда было больно, что я согласилась обручиться с Ипполитом?

— Да я бы лучше умер, чем увидеть тебя его женой!

Пэмпренетта тихонько застонала, причем неизвестно, от позднего ли сожаления или от удовольствия.

— И ты решился бы наложить на себя руки?

— Без твоей любви мне было бы плевать на все на свете!

— Но я же никогда не переставала тебя любить!

— И хотела выйти за Доло?

— Это в отместку!

— За что?

— За ту боль, которую ты мне причинил!

— Я?

— Ну, кто из нас служит в полиции, ты или я?

Бруно слегка отодвинулся от Пэмпренетты.

— Выслушай меня хорошенько, — сухо сказал он. — Давай покончим с этим вопросом раз и навсегда! Либо ты соглашаешься стать женой полицейского и хорошо себя вести…

— А-а-а, так ты считаешь, будто я плохо себя веду? И это твоя любовь? Хорошенькое дело! Клянешься в любви и тут же оскорбляешь!

— Святая Матерь Божья! Прибери меня к себе, или я ее сейчас удавлю! Да пойми же, упрямая голова, я хочу, чтобы ты всегда была рядом, и вовсе не желаю по воскресеньям носить тебе передачи в тюрьму! Чем иметь жену, которую видишь только время от времени, лучше помереть холостяком! Решай сама! В конце концов, я могу попроситься в другой город, и ты больше никогда даже не услышишь обо мне!

— Ты меня оскорбляешь… ты мне угрожаешь… да еще и собираешься удрать? Странная у вас в полиции манера доказывать свою любовь! А вот я люблю тебя взаправду и потому сделаю все так, как ты хочешь!

Глава V

Несмотря на весь свой пессимизм и раздражение от слишком долгого топтания на месте, дивизионный комиссар мало-помалу проникался спокойной уверенностью инспектора Пишранда.

— Так, давайте еще раз переберем все сначала… Как с делом об ограблении?

Полицейский пожал плечами:

— Тут почти все закончено. И я бы уже закрыл доло, если бы не опасался повредить другому расследованию. Но, по-моему, между налетом на магазин и убийством итальянца существует какая-то связь.

— Объясните толком, чтобы я мог в свою очередь сообщить начальству!

— Во-первых, насчет налета… Мы накрыли Бастелику и Доло, но Ипполит — неопытный щенок, а Антуан еще ни разу не организовал ни одной операции. Так что, невзирая на все уверения Бастелики, будто он сам все придумал, это совершенно исключено, хотя бы потому, что полностью противоречит его характеру…

— Бастелика мог измениться…

— В его-то возрасте? Антуану нужны только хорошо начищенные ботинки, яркий галстук и костюм по мерке, а ломать голову он не привык… Нет, в операции участвовали еще двое — Салисето и Боканьяно… Думаю, это вопрос нескольких часов или дней и очень скоро я заставлю их расколоться.

— А почему не сию минуту?

— Просто я уверен, что это Салисето или Боканьяно прикончили и ограбили Ланчано, но тот, кто это сделал, действовал тайком от других и боится напарника не меньше, если не больше, чем нас! Если Салисето или Боканьяно припрятали драгоценности в надежном месте, я окажу убийце большую услугу, надолго изъяв его из обращения: избавлю его от искушения сплавить несколько камешков и обелю в глазах остальных… Понимаете?

— Вполне.

— Разумеется, с Салисето и Боканьяно не спускают глаз — вдруг кому-нибудь из них захочется переменить климат?.. Оба не понимают, почему их до сих пор не отправили за решетку, но, как и положено настоящим бандитам, просто считают нас дураками… Это дает им ощущение относительной безопасности. Вот я и жду, когда убийца, совсем успокоившись, сделает ошибку. Тогда-то я его и поймаю за шиворот.