Семейный позор - [27]

Да, Бруно было очень грустно. Он ведь всю жизнь любил Пэмпренетту и наверняка так и не сумеет разлюбить. По лицу парня и Фелиси, и Ратьер сразу поняли, что творится у него на душе. Наконец Бруно передернул плечами, словно пытаясь стряхнуть прилипшую соринку.

— Ладно… ну что ж, как-нибудь переживем… А что до боли, Фелиси, то, да, конечно, мне сейчас несладко, но, надеюсь, со временем это пройдет… А сейчас, сестренка, мне лучше побыть одному, Жером тебя немного проводит…

Фелиси поцеловала старшего брата — она прекрасно его понимала и от души хотела бы помочь, а потом удалилась вместе с инспектором Ратьером. Тот предложил девушке выпить аперитив, и она согласилась. Так одна любовь умирает, другая зарождается. И все идет своим чередом.

Глава IV

Комиссар Мурато метал громы и молнии. Начальство то и дело требовало новых сведений о ходе расследования, а Мурато всякий раз приходилось отвечать, что, если главный виновник ограбления ювелирного магазина надежно заперт в тюрьме, то остальные все еще на свободе и похищенные драгоценности тоже не найдены. Что до убийства итальянца, до сих пор не удалось ухватить ни единой ниточки, которая бы вывела полицейских на след. В зависимости от характера собеседников Мурато выслушивал то горькие упреки насчет полного бездействия некоторых подразделений и слишком быстрого повышения по службе не всегда достойных этого полицейских, то вежливые замечания тех, кто не сомневался в искреннем рвении Мурато и его подчиненных, но полагал, что от человека нельзя требовать большего, нежели то, на что он способен. В заключение и те и другие обещали потерпеть еще немного, а потом официально заявить о вопиющей неспособности комиссара выполнять свои обязанности, что, разумеется, мгновенно станет достоянием общественности. Естественно, вся досада, которую Мурато не мог излить начальству, обрушивалась на подчиненных. А инспектору Пишранду, как самому старшему, доставалось больше других.

— Но это же просто уму непостижимо, Пишранд! Вот уже две недели как выловили труп итальянца, а не сообщи нам из Генуи, кто он такой, мы бы даже имени не знали… Неизвестный убит неизвестным по неизвестным причинам! Вы что, воображаете, будто государство платит нам за такие блестящие результаты?

— Мы стараемся изо всех сил, патрон…

— Очевидно, ваших сил недостаточно, Пишранд!

— Так передайте дело кому-нибудь еще!

— Ишь, чего выдумали! Кому же это? Маспи, с тех пор как узнал, что его подружка помолвлена с Доло, смахивает на Гамлета… Бродит, как тень, и равнодушен ко всему на свете… Придется нашего молодца хорошенько встряхнуть и втолковать, что его любовные истории дела не касаются! Не худо бы все-таки заставить его работать, а не только делать вид! Ну а Ратьер — полная противоположность. С утра до вечера я слышу, как он хохочет, поет и насвистывает! Рехнуться можно! Какая еще чума напала на этого придурка?

— Он влюблен, шеф…

— Тысяча чертей! В конце-то концов, Пишранд, что у меня тут — служба знакомств или уголовный отдел? Во-первых, у меня есть старик, которому все давным-давно осточертело, во-вторых, кретин, судя по всему, готовый обрадоваться даже атомной войне, только потому что ему предпочли другого, и в-третьих, юный идиот, воображающий, будто он первым на свете влюбился! А тем временем убийцы, воры и прочая сволочь разгуливают на свободе и, вероятно, скоро откроют бильярдную в нашем комиссариате!

— Но мы все-таки поймали Бастелику?

— Он стреляный воробей! И, во всяком случае, имейте в виду: владельцу магазина и его страховой компании плевать на Бастелику, для них главное — вернуть награбленное!

— Коли так, господин дивизионный комиссар, может, мне лучше заблаговременно подать в отставку?

— Ах так? И вы — на дыбы? Значит, я даже не могу разрядить нервы и немного поворчать? Стоит сказать слово — и вы уже лезете в бутылку? Да, я вижу, на старости лет ваш характер стал еще хуже! И это говорит вам друг, Пишранд! Вы знаете, как безгранично я вам доверяю, и злоупотребляете моим доверием!

— Я?

— Вот именно! Вы не терпите никаких замечаний, пусть самых безобидных! Кто вас просил уйти, а? Или вы сами задумали дезертировать? Ну, признавайтесь честно!

— Да я никогда…

— Ладно! Я это запомню! Слушайте, Пишранд, прошу вас во имя нашей пятнадцатилетней дружбы: найдите мне убийцу Ланчано, а?

— Но я и так делаю все возможное, шеф…

— Так сделайте невозможное, Пишранд! Само правосудие взывает к вам моим голосом! И встряхните-ка тех двух шутов, которых злая судьба подкинула вам в помощники!

Инспектора Пишранда вовсе не требовалось подстегивать. Он и так буквально рыл носом землю. И все же, куда бы он ни повернулся, наталкивался на стену молчания. Против обыкновения, все как воды в рот набрали и даже лучшие осведомители, невзирая на угрозы и обещания, не могли добыть никаких стоящих сведений. Мало-помалу инспектор начинал думать, что Бастелика, пожалуй, не ошибся: Ланчано убили дуриком, и сделал это отнюдь не профессионал. Но тогда, если опять-таки не поможет случай, полиция никогда не докопается до правды. Драгоценности, украденные в Генуе, а потом, вторично, в Марселе, как в воду канули, хотя всех специалистов поставили на ноги, за всеми скупщиками вели наблюдение, а описание украшений получили все ювелиры. Казалось, добыча Ланчано покинула этот мир вместе с ним.