Семейный круг - [81]
— Викторина решила приготовить все твои любимые блюда, — сказала госпожа Герен. — Обед получится несколько странный, и я прошу прощения, но ей уж очень хотелось… Будет твой любимый шоколадный торт.
— Какая досада, мама! Мне из-за печени нельзя шоколаду.
— Ну, скушаешь немножко, ничего. А то бедная Викторина совсем расстроится. Как медицина? Разрешает? — добавила она, обращаясь к доктору.
— Конечно, — ответил он. — Приятные воспоминания — лучшее лекарство.
За столом прислуживали его камердинер и Эжени. Ивонна Кенэ заговорила о сыне; ее спросили, думает ли она сделать из него фабриканта и унаследовал ли он резкость деда Ашиля и Бернара.
— Не знаю, передаются ли по наследству профессиональные склонности, — сказал Бернар.
— Отнюдь нет, — ответил доктор. — У публики самые превратные понятия о наследственности. Никакая черта, приобретенная человеком в жизни, не передается наследственно. Вы можете вдвоем жить голышами под солнцем Африки, стать черными, как негры, а дети у вас все равно родятся белые.
— Конечно, — поспешил вставить Жак. — Это теория Вейсмана, Однако…
«Жак хочет мне доказать, что мозги у него еще не совсем заржавели», — подумала Дениза.
— Однако… — продолжал он, — куры за два поколения отлично научились остерегаться автомобилей.
— Нет, — возразил доктор, — каждое поколение кур учится этому у предыдущего поколения, подобно тому как Бернар получил от деда устную традицию и пример.
— Неужели вы, Бернар, такой же суровый, каким был ваш дедушка? — сказала госпожа Герен. — Бедный Луи его безумно боялся.
— Бернар? Еще бы! — ответила его жена. — Он страшно похож на своего деда.
— Дениза, видишь? Вот твоя запеканка из макарон, — сказала госпожа Герен с нежностью.
— Почему страшно? — не без досады возразил Бернар. — Я убедился, что нельзя руководить большой фабрикой, не придерживаясь строжайшей личной дисциплины. Скромный образ жизни, огромный запасный фонд, ограниченное известными рамками производство… Без этого погибнешь в нынешних кризисах. Некогда существовал великий экономист, а именно Иосиф, библейский Иосиф, который рассказал историю о тучных и тощих коровах… Между тем большинство людей забывает, что за тучными годами неизбежно следуют скудные.
Дениза с удовольствием наблюдала за ним; ей нравилось его энергическое лицо, резковатый голос.
— А вы не думаете, Бернар, что, если бы общество было лучше организовано, можно было бы уравнять коров?
Он презрительно покачал головой:
— Что вы хотите сказать? И в повседневной своей работе, и на войне я убедился в одной истине, а именно: для действия нет правил, нет абсолютных доктрин, надо исходить из возникающих препятствий… Только так… И это будет правильно в любые времена. Никогда человечеству не удастся отдыхать в каком-то раю — капиталистическом или советском — и думать: «Наконец-то мы располагаем окончательным, незыблемым методом». И я добавил бы: тем лучше, иначе станет чертовски скучно.
Доктор поддержал его:
— Вы совершенно правы, Бернар, и ваши слова вполне применимы также и к медицине, которая представляет собою один из видов действия… Одни болезни удается вылечить, другие нам не поддаются… Выдумывают вакцины; микробы к ним приспосабливаются. Борьба человека с природой не прекратится никогда. Именно это-то и прекрасно.
— Дениза, вот твой цыпленок с маслинами, — сказала госпожа Герен.
Раздался телефонный звонок; кто-то звонил очень настойчиво. Эжени шепотом доложила госпоже Герен, что вызывают госпожу Ольман. Дениза пошла к аппарату. Говорил ее муж. Он рассказал о детях. У Мари-Лоры немного поднялась температура — 37,8; ничего серьезного, но он надеется, что Дениза скоро вернется. Биржа? Плохо, вяло. А как она? Хорошо ли проводит время?
— Отлично. Представьте себе, мне очень весело… Люди здесь очень интересные. Разговоры, достойные тетушки Шуэн… Нет, надолго я не задержусь. До скорого свидания, дорогой.
Она повесила трубку.
XX
После обеда завязался оживленный разговор. Дениза долго беседовала с Бернаром Кенэ, пригласила его побывать в Париже. Потом она попыталась непринужденно, как прежде, разговориться с Шарлоттой, но сестры быстро впали в искусственный тон. То, что у них было общего, теперь умерло. Часов в девять доктор предложил помузицировать.
— Мне хочется, чтобы вы познакомились с поразительными успехами вашей мамы, — сказал он Денизе. — Мы играем почти каждый вечер. Вы изумитесь.
Госпожа Герен весело встала, принесла пюпитр, скрипку. Потом, остановившись перед этажеркой с нотами, спросила почти благоговейно:
— Что мы сыграем, Жорж?
— Что хочешь… Может быть, Франка? Сонату ля мажор? В воскресенье ты аккомпанировала превосходно.
Госпожа Герен стала искать сонату в стопе нот. Слушатели с печально-почтительным видом расположились в креслах. Едва сев, Бернар Кенэ мысленно перенесся на фабрику; губы у него шевелились; пальцы, барабаня по локотнику, пересчитывали тюки шерсти или деньги. И вон на склонилась вперед, оперлась подбородком на руку и смотрела на Денизу, стараясь представить себе ее жизнь, занятую, как говорили, бесчисленными романами. Жак тоже не сводил глаз с Денизы и, видимо, хотел перехватить ее взгляд. Чего искал он? Одобрения? Сожаления? Думал ли он о юном теле, над которым ему первому довелось одержать победу? О том, как она тихо мурлыкала, защищаясь или выражая радость после наслаждений любви? Шарлотта наблюдала за мужем. Дениза с интересом любовалась прекрасной парой, какую представляли собою ее мать и отчим. Стоя перед пюпитром, сосредоточенный, с высоко поднятым смычком, с белоснежной шевелюрой, он казался воплощением сдержанной мощи и благородного ума. Госпожа Герен, которую Дениза видела только в профиль, вся светилась любовью и покорностью. Она подняла на мужа взор, улыбнулась и, склонившись над клавиатурой, начала играть.
В «Письмах незнакомке» (1956) Моруа раздумывает над поведением и нравами людей, взаимоотношениями мужчин и женщин, приемами обольщения, над тем, почему браки оказываются счастливыми, почему случаются разводы и угасают чувства. Автор обращает свои письма к женщине, но кто она — остается загадкой для читателя. Случайно увиденный женский силуэт в театральном партере, мелькнувшая где-то в сутолоке дня прекрасная дама — так появилась в воображении Моруа Незнакомка, которую писатель наставляет, учит жизни, слегка воспитывает.
Одилия и Изабелла – две женщины, два больших и сложных чувства в жизни героя романа Андре Моруа… Как непохожи они друг на друга, как по-разному складываются их отношения с возлюбленным! Видимо, и в самом деле, как гласит эпиграф к этому тонкому, «камерному» произведению, «в каждое мгновенье нам даруется новая жизнь»…
«Фиалки по средам» (1953 г.) – сборник новелл Андре Моруа, прославивший писателя еще при жизни. Наверное, главное достоинство этих рассказов в том, что они очень жизненны, очень правдивы. Описанные писателем ситуации не потеряли своей актуальности и сегодня. Читатель вслед за Моруа проникнется судьбой этих персонажей, за что-то их жалеет, над чем-то от души посмеется, а иногда и всерьез задумается.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Андре Моруа, классик французской литературы XX века, автор знаменитых романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго, Шелли и Байрона, считается подлинным мастером психологической прозы. Однако значительную часть наследия писателя составляют исторические сочинения. В «Истории Англии», написанной в 1937 году и впервые переведенной на русский язык, Моруа с блеском удалось создать удивительно живой и эмоциональный портрет страны, на протяжении многих столетий, от неолита до наших дней, бережно хранившей и культивировавшей свои традиции и национальную гордость. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Андре Моруа (1885–1967) — выдающийся французский писатель, один из признанных мастеров культуры ХХ века, член французской Академии, создал за полвека литературной деятельности более полутораста книг.Пятый том «Собрания сочинений Андре Моруа в шести томах» включает «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (части I–VII), посвящен великому французскому писателю-романтику, оставившему свой неповторимый след в истории мировой литературы.Продолжение романа «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (части VIII–X) вошло в шестой том.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Автор цикла исторических романов «Проклятые короли» – французский писатель, публицист и общественный деятель Морис Дрюон (р. 1918) никогда не позволял себе вольного обращения с фактами. Его романы отличает интригующий и захватывающий сюжет, и вместе с тем они максимально приближены к исторической правде. Согласно легенде истоки всех бед, обрушившихся на Францию, таятся в проклятии, которому Великий магистр ордена Тамплиеров подверг короля Филиппа IV Красивого, осудившего его на смерть. Охватывая период с первого десятилетия XIV века до начала Столетней войны между Францией и Англией, Дрюон описывает, как сбывается страшное проклятие на протяжении этих лет.
Литературный шедевр Стефана Цвейга — роман «Нетерпение сердца» — превосходно экранизировался мэтром французского кино Эдуаром Молинаро.Однако даже очень удачной экранизации не удалось сравниться с силой и эмоциональностью истории о безнадежной, безумной любви парализованной юной красавицы Эдит фон Кекешфальва к молодому австрийскому офицеру Антону Гофмюллеру, способному сострадать ей, понимать ее, жалеть, но не ответить ей взаимностью…
«В двадцати милях к западу от Таксона «Вечерний экспресс» остановился у водокачки набрать воды. Кроме воды, паровоз этого знаменитого экспресса захватил и еще кое-что, не столь для него полезное…».
Роман французского классика Александра Дюма-отца «Королева Марго» открывает знаменитую трилогию об эпохе Генриха III и Генриха IV Наваррского, которую продолжают «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять». События романа приходятся на период религиозных войн между католиками и гугенотами. Первые шаги к трону молодого принца Генриха Наваррского, противостояние его юной супруги Марго, женщины со своеобразным характером и удивительной судьбой, и коварной интриганки – французской королевы Екатерины Медичи, придворная жизнь с ее заговорами и тайнами, кровавые события Варфоломеевской ночи – вот что составляет канву этой увлекательной книги.