Семейные сны - [28]

- Выти-ай! Выти-ай! - рыдал Акакий, показывая пальцем себе на спину.

- Обкакался! - пробормотала жена и рысью стрельнула в ванную.

Плач резко прекратился, и вдруг пауза лопнула восторженным хохотом и счастливыми взвизгиваньями. Что такое? Я заглянул в ванную. Акакий плескался в ванне, на четверть заполненной водой, и со смехом пытался ухватить живую рыбешку, снующую от него во все стороны. Жена включила кран и, поддерживая ребенка за попку, старательно терла ее мылом. Акакий брызгался, покрикивал, сучил ногами и руками, но рыба никак не давалась.

Мать, верно, решила порадовать внука: запустила не издохшую покамест рыбу поплавать напоследок.

- Мама, возьми его, мне нужно витамин Д сделать...

Жена выцарапала Акакия из воды - он требовал, чтобы его отправили назад - "к ыбке".

- Какая рыбка? Она сдохла давно! Ты же ее ногой бил? Бил! Вот она и умерла... Видишь, кверху животом плавает?

- Да? - Акакий всегда удовлетворялся разумными доводами.

- А ты, - приказала жена мне, - выжми белье.

- Ну что, горемыка? - Мать завернула Акакия в полотенце. - Пойдем книжки читать?

- Титать! Титать! Титать! - радостно закивал он бабушке.

26.

Из-за полуоткрытой двери бойко зазвучали детские стихи, достойные пера маркиза де Сада:

...А злодей-то не шутит,

Руки-ноги он Мухе веревками крутит,

Зубы острые в самое сердце вонзает

И кровь у нее выпивает.

Муха криком кричит,

Надрывается.

А злодей молчит,

Ухмыляется...

...Он рычит и кричит

И усами шевелит:

"Погодите, не спешите,

Я вас мигом проглочу!

Проглочу, проглочу, не помилую..."

Звери задрожали,

В обморок упали.

Волки от испуга

Скушали друг друга.

Бедный крокодил

Жабу проглотил... *27

Сквознячок отворил дверь. Петли жалобно заныли: "Бо-о-о-льно!.." Раздался шлепок об пол (это Акакий соскочил с дивана), шмыг-шмыг-шмыг - и дверь с треском захлопнулась. Как и дед, Акакий не терпел сквозняков и распахнутых дверей. Пока он не приводил двери в порядок, он не успокаивался.

Я зашел в комнату. Теща продолжала читать:

- Я кровожадный,

Я беспощадный,

Я злой разбойник Бармалей!

И мне не надо

Ни мармелада,

Ни шоколада,

А только маленьких

(Да, очень маленьких!)

Детей!..

Он страшными глазами сверкает,

Он страшными зубами стучит,

Он страшный костер зажигает,

Он страшное слово кричит:

"Карабас! Карабас!

Пообедаю сейчас!" *28

Акакий соскочил с дивана; вылупив глаза, застучал дюжиной своих зубов, схватил саблю и, подняв ее над головой, забегал по комнате кругами:

- Я Бамалей! Я Бамалей!

- Ты Бармалей? Кушаешь маленьких детей? - спросила мать жены.

- Нет! Я - Ленин! - и он скорчил жуткую рожу. - Атаять гоюю!..(Оторвать голову.)

Кем он только ни перебывал: и бабой Ягой, и совой, и собакой, и кисой, и дедой, и бабой. А теперь он - Ленин! Честолюбие растет.

От избытка чувств Акакий, пробегая мимо телевизора, наотмашь дал по нему саблей. Ему это понравилось, и он намеревался нанести еще пару удалых ударов. Мы с матерью вцепились в Акакия с двух сторон и оттащили от телевизора:

- Ты неслушник! Я с тобой водиться не буду! Там таракан сидит... в телевизоре... Тараканище! И тебя съест, если будешь трогать телевизор... - запричитала теща.

- Да? - Акакий задумался.

Я поддакивал:

- Телевизор не бьют... Его надо жалеть... гладить... Он хороший!

В комнату ввалился отец. Он снова пристегнул протез под зеленые пижамные штаны и заскрипел, ни на кого не глядя, прямо к балкону. Нагнулся, со стонами и причмокиваньями снял половую тряпку с проволоки... Акакий тут же пролез между его ногами, сдернул другую тряпку, висевшую рядом с первой. С радостным смехом, копируя деда, потянулся он вслед за ним, шагая в затылок и держа перед собой, на вытянутой руке половую тряпку, как дед. Лицо последнего осветилось счастливой улыбкой: растет, мол, моя смена. Дело мое не умрет!

Они шли в ванную - вешать на место сухие тряпки.

- Дерьмо-о-о-о-о!!! - по всей квартире прокатился густой бас отца, в этот раз способный поспорить с шаляпинским. От испуга Акакий примчался к своей кроватке и сам стал в нее карабкаться - я помог ему: подтолкнул под попку. - Татарье чертово! Всю квартиру засрали! Чтобы духу их здесь не было!!

Все сбежались к ванной. Отец бушевал: он стоял по щиколотку в воде (жена забыла закрыть кран), у его ног плавала издохшая рыба, а он в ярости швырял себе под ноги мыльницы, зубные щетки, полотенца, шампуни, сбрасывая их с полок.

В прихожей зазвенел звонок. Соседка с нижнего этажа пришла ругаться. Отец отправился вниз выяснять отношения. Мать и жена вытирали тряпками пол и выжимали воду в ведра, я тоже без энтузиазма включился в это занятие.

27.

- Пятьдесят рублей! Это ж десять дней работать надо... (После договора с соседкой о компенсации отец метался по кухне, как угорелый, и временами опрокидывал вещи). Скоты! Рожи! Мерзавцы!.. Они еще тогда с меня деньги на свадьбу содрали... И еще пятьдесят рублей! Хоть бы "спасибо" сказали! Дерут деньги с хромого инвалида!

- Жора, не надо! - слабо протестовала мать.

- Что, не надо?!

В раскрытую дверь кухни. как снаряд, просвистела табуретка, с грохотом ударившись о стену и приземлившись по касательной невдалеке от жены, которая по-прежнему подтирала пол. Табуретка чуть не задела ее.