Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба - [57]

На Новинском бульваре текла бурная, интенсивная, необычайно интересная жизнь. В будни это был обыкновенный московский интеллигентский дом, но когда приезжал Шаляпин, все менялось, оживало. Без конца звонил телефон и колокольчик у двери. А вечером, когда после концерта или спектакля Шаляпин возвращался домой в окружении друзей и поклонников, дом преображался. В столовой вспыхивал яркий свет, освещая комнату с длинным столом и узкими стульями с высокими спинками, со старинным буфетом и картинами Константина Коровина на стенах, и начиналось шумное, полное веселья, праздничное застолье.

Об одном из таких вечеров — каких, наверное, было немало — оставила свои воспоминания Ирина Шаляпина:

«В столовой на огромном столе, покрытом белоснежной скатертью, стояли закуски, графин с водкой и бутылка красного вина „Бордо“. Это было любимое вино отца и посылалось ему специально из Франции, на этикетке стояла надпись: Envoi special pour m-eur Chaliapine (Специально для г-на Шаляпина).

За столом уже сидели домашние и друзья отца: Коровин, Сахновский и другие. Отца встретили импровизированным тушем.

Смеясь и шутя, отец занял свое председательское место. В столовой было тепло и уютно, крестная мать отца Людмила Родионовна разливала чай.

За столом шутили и веселились. Отец был в отличном настроении, рассказывал смешные анекдоты, соперничая в этом с К. А. Коровиным…»

Каждую минуту, несмотря на поздний час, звонил колокольчик у двери, прибывали все новые и новые гости. Был непременно «знаменитый шаляпинский Исайка» — Исай Григорьевич Дворищин, бывший хорист, а теперь секретарь Шаляпина и преданнейший ему человек. Шаляпин встретил его в бесконечных своих разъездах по городам России и был привлечен его острым умом и необыкновенным чувством юмора. Почувствовав в нем талантливого человека, Шаляпин сблизился с ним, и Исай Дворищин стал непременным его спутником и советчиком во многих делах.

Когда за столом был Исай Григорьевич, веселье не прекращалось ни на минуту. С ним мог соперничать только Константин Коровин — блестящий рассказчик.

В разгар ужина, вспоминает Ирина, появились И. М. Москвин, Б. С. Борисов и А. А. Менделевич:

«С их приездом за столом стало совсем оживленно.

Иван Михайлович прочитал известный рассказ „Ждут Иверскую“. С огромным мастерством и тонким юмором изображал он подвыпившего дьячка, хор певчих и собравшуюся у кареты, в которой везли икону, толпу зевак.

Потом отец, вспомнив свои юные годы, когда мальчиком служил певчим в церковном хоре, предложил Ивану Михайловичу спеть вместе с ним несколько церковных песнопений. На два голоса с Москвиным они замечательно спели „Ныне отпущаеши раба твоего…“ и „Да исправится молитва моя…“ Затем отец попросил Исая спеть еврейские песни…

— Ну, а теперь надо закончить вечер оперой. — И вдруг, схватив графин с водой и держа его на плече, отец запел, идя вокруг стола: „Ходим мы к Арагве светлой каждый вечер за водой…“

За ним встал Москвин, а затем и все остальные. Процессия двинулась по всем комнатам и с пением вернулась в столовую.

Было уже поздно, но гости и не думали расходиться…»

В доме на Новинском бульваре Шаляпин отдыхал душой. Здесь он мог резвиться, дурачиться, как ребенок, зная, что окружен друзьями. Сюда приходили только самые близкие по духу люди — московская интеллигенция. «Истуканов с набитыми золотом лбами», с которыми иногда еще водился Шаляпин, Иола Игнатьевна не жаловала. Где-то с Шаляпиным могли происходить — и по-прежнему происходили — постыдные истории: пьяные драки, ночные кутежи. Где-то, но не здесь… В этом доме он становился другим — чутким, добрым, отзывчивым. Здесь раскрывались лучшие стороны его души, и эту атмосферу создавала для него Иола Игнатьевна — своей добротой, терпением, всепрощением…

Конечно, Шаляпин не мог не понимать огромность тех жертв, на которые шла ради него Иола Игнатьевна. В нем было много эгоизма, но хорошее, доброе к себе отношение он ценить все-таки умел. И он понимал, что не каждая женщина вела бы себя по отношению к нему подобным образом. И потому его дружеское чувство к Иоле Игнатьевне было сильным и глубоким.

Вспоминая о возвращении отца домой после спектакля «Борис Годунов» в Большом театре, Ирина пишет:

«Машина свернула с Новинского бульвара в ворота нашего дома и остановилась у подъезда.

Дверь открыла горничная Ульяша, навстречу вышла моя мать. Радостно блестели ее живые темные глаза. Она поздравила отца с успехом. Сняв шубу, он привлек ее к себе и крепко поцеловал…»

Это был искренний порыв, движение, шедшее из самой глубины его сердца…

Трижды в году Иола Игнатьевна и Шаляпин устраивали для своих детей и их друзей воскресные утренники. Сверкающий огнями Белый зал заполнялся народом, необыкновенно яркими детскими костюмами. Заводили патефон, и дети танцевали… Тогда еще никто не догадывался, что среди этих милых юных созданий есть будущие деятели российского искусства — первая советская кинозвезда Любовь Орлова, драматург Иосиф Прут…

На Рождество — самый любимый детский праздник — Иола Игнатьевна устраивала елку. Накануне, в Сочельник, когда дети шли спать, в доме не было и намека на предстоящее торжество. Но утром, едва проснувшись — это было своеобразным ритуалом, — они бежали вниз, и — о чудо! — в зале уже стояла елка, огромная, пушистая, украшенная гирляндами из разноцветных лампочек, хлопушками и разными блестящими безделушками, а под елкой лежали подарки.