Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба - [2]

Вероятно, первым из русских деятелей искусства, который познакомился с Иолой Игнатьевной Шаляпиной, а тогда еще итальянской балериной Иоле Торнаги, был композитор Сергей Никифорович Василенко. В его «Воспоминаниях» встречается следующий отрывок:

«Свои поэмы для баса „Вирь“ и „Вдова“ я посвятил Ф. И. Шаляпину. Бывал у него несколько раз в особняке на Новинском бульваре.

Увидав его жену Иолу Игнатьевну, я так и ахнул: вот уж верна пословица: „Гора с горой никогда не сойдется, а человек с человеком всегда…“

Иола Игнатьевна оказалась моей старой знакомой. В мое первое путешествие за границу в 1895 году с М. М. Покровским мы находились на Фирвальдштедском озере. На террасе отеля обращала на себя внимание молоденькая барышня, подбрасывавшая шутя маленькую девочку: „Uno, due, tré… in Lago!“[1] Потом я играл „Русскую“ и „Трепак“ Рубинштейна, и барышня заинтересовалась: „II faut danser cela vite, vite, vite… N’est ce pas?“ [2] Она назвала себя „маленькой балериной“ Иоле Торнаги.

И вдруг через столько лет в особняке Новинского бульвара — полная красивая дама — Иола Торнаги!»

В 1896 году Иоле Торнаги приехала в Россию по приглашению известного мецената Саввы Ивановича Мамонтова, встретила Федора Шаляпина и осталась в России. Здесь она пережила две русские революции, две мировые войны, крушение царского дома Романовых, сталинский террор и хрущевскую оттепель…

О своей невероятно долгой и удивительной жизни в России Иола Игнатьевна, к сожалению, не оставила воспоминаний, если не считать тех кратких устных рассказов, которые она надиктовала своей дочери Ирине о знакомстве с Шаляпиным летом 1896 года в Нижнем Новгороде, и нескольких страниц воспоминаний о годах ее работы в Русской частной опере Мамонтова, оставленных в 1900 году. Думала об этом, но так и не решилась… В ее альбомчике, куда ей еще в XIX веке писали стихи и объяснения в любви поклонники ее таланта, 19 ноября 1928 года Иола Игнатьевна записала: «Много раз я хотела написать мои воспоминания или, лучше сказать, описать разные эпизоды моего несчастного существования, но потом я думала: „Если я не была понята в жизни, кому это будет нужно? Скоро я буду всеми забыта, и кому тогда будет интересно то, что происходило в моей бедной душе, которая не знала покоя?“»

Эти строчки написаны в очень тяжелое для Иолы Игнатьевны время — время отчаяния и безнадежности. Вообще, вся ее жизнь — от рождения и до самой смерти — была непрекращающимся подвигом самоотречения и самопожертвования. И в том, что она отказалась написать свои воспоминания, тоже был благородный жест. Иначе ей пришлось бы посвятить немало горьких страниц Шаляпину, которого она бесконечно любила и который был по отношению к ней крайне неблагодарен.

Вторую попытку написать об Иоле Игнатьевне сделала ее дочь Ирина Федоровна. После смерти матери Ирина Федоровна, посвятившая жизнь собиранию и сохранению наследия своего великого отца, обнаружила в архиве Иолы Игнатьевны тетрадку с рецензиями на ее выступления и была поражена — ее мама оказалась необыкновенно талантливой балериной. Ирина Федоровна начала собирать документы, серьезно думала о написании книги, но… вместо этого получился лишь краткий очерк. Причина, возможно, скрывалась в том же — не хотелось бросать тень на образ любимого отца.

И так случилось, что на долгие годы жизнь Иолы Игнатьевны, известной когда-то на всю Москву своей добротой и милосердием, была предана забвению. Чтобы скрыть человеческие слабости великого Шаляпина, была похоронена память о женщине, сыгравшей такую большую роль в его жизни, прошедшей вместе с ним все перипетии его тернистого пути к славе и во многом сделавшей его тем Шаляпиным, звезда которого так ярко заблистала на оперном небосклоне.

Но остались письма и документы — самые верные свидетели ушедшей эпохи, — которые терпеливо ждали своего часа, чтобы рассказать историю человека, незаслуженно забытого. Они говорят об одном: несмотря на то что семейная жизнь Шаляпиных сложилась неудачно, Иола Игнатьевна через всю жизнь пронесла к Федору Ивановичу совершенно особенное отношение и совершенно особенное чувство. Ни одна женщина не любила его больше, чем она. Во всяком случае ни одна из них не принесла ему стольких жертв. Своей же собственной жизнью Иола Игнатьевна совершила тот духовный подвиг, о котором писал А. Хомяков: «Высший подвиг в терпении, любви и мольбе». И вероятно, невозможно было любить сильнее, терпеть дольше и горячее молиться о любимом человеке…

Начиная писать эту книгу, основанную, в основном, на документальных материалах, я, конечно, прекрасно понимала, что она ни в коей мере не сможет заменить тех живых и ярких воспоминаний, которые могла бы написать сама Иола Игнатьевна. Мне же только хотелось, чтобы читатели наконец узнали об удивительной судьбе этой итальянской женщины, которая прожила в России шестьдесят четыре года и которая, несмотря на все испытания, выпавшие здесь на ее долю, до последнего вздоха любила нашу страну…

В основу этой книги легла многолетняя — и до сих пор неизвестная — переписка Иолы Игнатьевны и Федора Ивановича Шаляпиных на русском и итальянском языках, хранящаяся в Российском государственном архиве литературы и искусства. Необыкновенный интерес представляют и другие материалы личного архива И. И. Шаляпиной и членов шаляпинской семьи. Помимо вышеуказанных писем, мое внимание привлекли альбом со статьями о балетных выступлениях Иоле Торнаги до ее приезда в Россию (статьи о ее выступлениях в Нижнем Новгороде и на сцене Русской частной оперы в Москве мне удалось разыскать в старых русских газетах), письма и черновики писем Иолы Игнатьевны и ее детей Ф. И. Шаляпину, переписка детей Шаляпиных между собой, отрывки из дневника И. Ф. Шаляпиной о революционных годах в России. Мне показалось интересным включить в книгу письма к Иоле Игнатьевне ее матери Джузеппины Торнаги, которые дали дополнительные черты для характеристики героини этой книги, а также письмо Марфы, дочери Ф. И. Шаляпина от второго брака, в котором она просит благословения Иолы Игнатьевны, и ответа на это письмо.