Семейная могила - [28]

Конечно, я преувеличиваю — Бенни все же был любящим мужем, и я бы ни за что не променяла те редкие часы, которые нам удавалось провести вместе за чашкой чая перед телевизором, уложив Арвида спать, на тихие одинокие вечера в моей холостяцкой квартире.

Мэрта только головой покачала, когда однажды застала меня у плиты с кофейником на изготовку, в то время как мужчины сидели за столом.

— Слушай, ну я же сама это выбрала! — отрезала я. — Я люблю Бенни! Пусть порадуется, я хочу показать ему, что я тоже кое на что гожусь, чтобы он понял, как ему со мной повезло.

— Тут недавно один мужик выступал по телевизору, так он все убивался, что женщины скоро окончательно станут мужененавистницами. Только беда-то не в этом, а как раз наоборот — в том, что мужененавистницы из нас никудышные. Кому охота изо дня в день нудить и ругаться с тем, кого ты любишь? Считай это проклятием Аниты!

30. Бенни

Как-то вечером под Новый год мне прямо кирпич на голову упал. Ну или так мне показалось.

Правда, этого следовало ожидать — незадолго до того одного фермера на севере области засудили за жестокое обращение с животными. Вообще-то свинство, конечно, что с ним так обошлись: он, видите ли, осенью держал коров на выпасе и какой-то ветеринарный инспектор — желторотик только что со школьной скамьи — заявил на него в полицию, вменив ему недостаточный уход за скотом, хотя коровы были здоровы и прекрасно себя чувствовали. Коровы — это вам не домашние кошки, им на воле лучше, а с холодами у них только шерсти прибавляется. Таким инспекторам только дай волю — потребуют, чтобы лосям в лесу предоставили отапливаемые лежки! Короче, приперлись полицейские, забрали коров и разместили их по другим фермам на время следствия. Через девять дней бедолаге сообщили, что одна транспортировка с размещением обойдутся ему в сорок тысяч крон, причем он даже кредит под усадьбу взять не мог, чтобы расплатиться, поскольку на все его имущество наложили арест до выплаты долговых обязательств. Тогда он потребовал, чтобы они распродали все его стадо, но деньги, вырученные за двадцать коров, покрыли лишь половину расходов. В итоге он остался без коров, без каких-либо средств к пропитанию, с огромными долгами и вдобавок рискует потерять усадьбу. Причем хлева он уже лишился — его подожгли активисты движения по защите прав животных, когда история дошла до газет!

С тех пор вот уже несколько месяцев у меня внутри так все и переворачивается, стоит кому-нибудь завести разговор про здоровье животных. То есть, конечно, это было не новостью — вон, Бенгту-Йорану пришлось продать своих коров, когда пару лет назад вышло новое постановление об увеличении размера стойла, — ну не было у него возможности брать миллионный кредит, чтобы перестраивать весь коровник в соответствии с новыми нормами. Тогда многие частные фермеры попали под раздачу, из тех, кто, так сказать, знал своих коров в лицо. Остались только крупные молочные фермы и молокозаводы, промышленники, для которых животные — не более чем машины.

А после того несчастного случая со снегокатом дела и вовсе пошли наперекосяк. Какое-то время я был не в состоянии содержать моих коров в чистоте, как раньше. Просто физически не успевал, хотя дураку ясно, что я из тех, кто привык заботиться о своей скотине: дохода с больных коров — ноль, да и на ветеринара денег не напасешься. Но поволноваться мне пришлось, особенно когда вблизи усадьбы рыскал кто-то чужой — мне все мерещилось, что это какой-нибудь дотошный журналист со скрытой камерой либо чокнутый вегетарианец — и прощай, Рябиновая усадьба! Такие дела делаются быстро.

Но последней каплей стал поход в «Систембулагет»[7] — тут-то меня кирпичом по голове и шарахнуло. Новая забота. Короче, стою я в магазине с Арвидом в коляске — зашел купить шампанского к Новому году. Дезире уперлась: подавай ей гостей и все тут, она, видите ли, людей не видела с того самого общего собрания в родильной. Даже Арвида с собой взял, чтобы дать ей чуток передохнуть, если Нильс позволит. А то я уже беспокоиться начал — так она похудела, и круги под глазами, как у панды, от всех этих бессонных ночей.

Надо сказать, мороки с Арвидом было немало — то он хочет писать, то ему непременно нужно погладить всех встречных собак, и всю дорогу рта не закрывает, щебечет, как зяблик. Обрадовался, наверное, что в кои-то веки заполучил отца в собственное распоряжение.

И вот стою я и пытаюсь выговорить все эти названия в каталоге («Вовв клико»?). Вдруг вижу — передо мной в очереди женщина, и тоже с дитем в коляске.

Но что это была за коляска! Чисто «порше» последней спортивной модели! С серебряным отливом, вся из себя дизайнерская, небось и дорогу держит отлично, и повороты берет… А потом я глянул на убогую коляску Арвида, купленную за двадцать крон на школьной рождественской распродаже. Я, конечно, ее перелатал, как мог, подкрасил там, подпаял, где надо, но все равно: колеса кривые, сама серенькая, невзрачная — красил дверцу подвала, а краска осталась.

Господи, у меня их к тому же теперь двое! А ну как заявится какой-нибудь придирчивый инспектор… или коровы подхватят заразу, и молоко забракуют… или цены на молочные продукты опять упадут… или ЕС опять введет какие-нибудь новые правила… или со мной что случится… или…