Семейная могила - [10]

Родная сестра — еще куда ни шло, но вот двоюродную так просто в члены семьи не запишешь, тем более если ты до этого целый год спал с ней в одной постели. Пусть даже ничего сногсшибательного в этой постели не происходило. Временами казалось, что Анита с тем же успехом могла бы заниматься вязанием в процессе. Допускать-то она до себя допускала, но чтобы сгорать от страсти, хватать за задницу и тащить в постель — такого с ней не случалось. Для нее это было что-то вроде очередной домашней обязанности, на манер еженедельной стирки. Да нет, зря я так, я же знаю, что она пыталась попробовать всякие штуки, которых нахваталась в бесплатном приложении к вечерней газете: «Вот чего хотят мужчины в постели!» — но я только заливался краской, когда ее голова исчезала под одеялом. Господи, да вспомнить только, что со мной вытворяла Креветка, — я чуть сознание не терял, и ни капли смущения! Но Анита же моя двоюродная сестра! Мы с ней знакомы с тех пор, как пешком под стол ходили!

Я кое-как попытался ей это объяснить — так думал, она меня убьет. Пришлось на всякий случай спрятать все острые ножи в доме и поменять батарейки в пожарной сигнализации.

Мне ужасно хотелось поговорить об этом с Креветкой, но, когда мы наконец встретились, я вдруг ни с того ни с сего заладил про то, какая Анита распрекрасная. Меня просто понесло, будто челюсти заклинило. Это, конечно, чистая правда, но я-то хотел спросить, как мне теперь быть с той фурией, которую сам же и выпустил на свободу. Потому что за эти несколько дней Анита стала совсем другим человеком. Такой я ее еще не знал. Она огрызалась на все вопросы, напрочь забросила готовку, а однажды даже нарочно въехала в столб. После чего вышла из машины, глянула на помятый капот и расхохоталась. Я попытался было выудить из нее, что ей насоветовал тот тип в клетчатой кепке по поводу моей неверно заполненной анкеты, а она в ответ: «Это пусть тебе твой адвокат объясняет! Через решетку. Дубина ты стоеросовая».

Ну спасибо. Похоже, единственная женщина в моей жизни, которая не считала меня дураком, — это моя мать. Хотя, может, она просто помалкивала по доброте душевной.

А потом все вообще закрутилось, как карусель. То придешь домой — сидит ревет над каталогом из ювелирного и словно невзначай нащупывает мою руку. Тут я заливался краской с ног до головы и не мог вымолвить ни слова.

А иной раз придешь — стоит, волосы дыбом, и прямо ногтями сдирает со стен обои, которые сама же и поклеила. Я уж не знал, куда деваться. В конце концов я спросил, нет ли у них в больнице кого-нибудь, к кому она могла бы обратиться за помощью.

А она взяла и вышвырнула мой магнитофон в окно.

Причем в закрытое.

ГОД ВТОРОЙ СОЛНЕЧНО, БЕЗ ОСАДКОВ

11. Дезире

Бенни позвонил мне в библиотеку, чуть не плача. Я даже сначала толком не разобрала, что он там несет.

Анита тоже беременна! И только что ему об этом сообщила.

Трубка выпала у меня из рук и со стуком упала на новый березовый стол. Я подняла ее и бодро произнесла:

— Ну видишь, как прекрасно, будем теперь дружить семьями! Придется тебе купить двухместную коляску на случай, если сразу оба погостить приедут! — и бросила трубку.

Потом я отправилась с работы, сославшись на головную боль, пришла домой и проспала четырнадцать часов подряд.

Я проснулась от телефонного звонка, ничего не соображая. На улице было еще темно, и я умудрилась уронить телефон на пол, прежде чем мне удалось снять трубку. Это был Бенни.

— Она все выдумала! — затарахтел он. — Ей так плохо, я ее понимаю, сейчас нам всем непросто, но надо же…

На том конце трубки раздавалось мычание коров и стрекот доильных аппаратов. Значит, он звонит из коровника. Я снова бросила трубку, выдернула телефон из розетки и тут же заснула.

Проснувшись, я окончательно поняла, что вполне могу смириться с тем, что нам с Бенни не жить вместе. И мне не придется драить кухонные окна, засиженные мухами, или волочить коляску по грязным раздолбанным дорогам без всякого освещения. Я позвонила ему в коровник и прямо так и сказала.

— Но это не значит, что я не готова попробовать! — добавила я. — Просто советую тебе хорошенько все обдумать. Ты должен отдавать себе отчет, на что ты идешь. И дело не в том, кто из нас беременный, а в том, что я не умею водить трактор и не собираюсь готовить сардельки! Я ненавижу сардельки! — Тут я сорвалась на фальцет, но постаралась взять себя в руки. — Гм… Смог бы ты жить со мной, зная, что больше никогда у тебя не будет сарделек на ужин?

Он немного помолчал.

— А к клецкам ты как относишься? — осторожно спросил он.

Так что три недели спустя я села в автобус и поехала к нему с большущей упаковкой готовых клецек. Анита съехала за неделю до этого.

Войдя в кухню, я выпала в осадок.

Ладно, у нас с Анитой разный вкус. Я бы, допустим, никогда не стала вешать у себя все эти полочки с фигурками троллей и всякой там миниатюрной утварью. В моей кухне не было засушенных букетиков и затейливых занавесок с подхватами и клетчатыми оборками. Бенни все время жаловался, что моя кухня напоминает школьную столовую.

И все же сразу было видно, сколько труда она вложила в его старую запущенную кухню. Здесь стало по-домашнему уютно, и в каком-то смысле вкус Аниты гораздо больше соответствовал атмосфере этого дома, чем мой собственный. Никаких тебе ламп дневного света и стальных металлоконструкций.