Семен Дежнев — первопроходец - [61]

   — Коль заслужил поощрения, хотел бы попросить, Василий Данилыч...

   — Проси чего хочешь. Если только не захочешь, чтобы тебе луну с неба достали. Это уже не в наших с атаманом силах.

И сам рассмеялся неуклюжей своей шутке.

   — Моя просьба поскромнее. Дайте небольшой отпуск. Хочу наведаться в одно якутское селение, всего вёрст пятнадцать-двадцать в сторону алданского устья.

   — Зазноба, что ли, завелась там? — испытующе спросил со смешком Поярков.

   — Грешен, Василий Данилович. Завелась зазнобушка. Посвататься хочу.

   — Дело хорошее, казак. Отпустим, Галкин?

   — Конечно, надо отпустить, — поддержал сотник. — Согласен, дело хорошее.

   — Тогда Бог в помощь. Всё у тебя, Дежнёв? — Последние слова Поярков произнёс резко, отрывисто, давая понять, что беседа окончена.

   — Нет, Василий Данилыч, не всё. Отпустите со мной Трофима Усольцева. Он ведь тоже помогал в переговорах с Сахеем, толмачил. А мне он будет заместо свата. Он якутские обычаи хорошо знает, сам на якутке женат.

Поярков задумался, насупившись. Отпускать хорошего толмача не слишком-то хотелось. Он всегда мог понадобиться в переговорах с якутами, при разборе всяких якутских жалоб. Но Галкин настойчиво поддержал и эту просьбу Семёна Ивановича:

   — Отпусти, Данилыч, и Трофима. Если будет тебе какая нужда великая, найду тебе в гарнизоне другого толмача. У нас многие казаки бойко балакают по-якутски, особливо те, у которых жёны якутки.

   — Добро. Пусть будет по-вашему, — бросил Поярков, соглашаясь. — А теперь шагай, Семейка. У нас с атаманом свои дела.

Дежнёв низко поклонился обоим и вышел, вполне довольный.

8. ЗВАЛИ ЕЁ АБАКАЯДА

Звали её Абакаяда Сичю. Для родителей девушка была просто Аба — так называли её уменьшительно-ласково. Сичю — родовое имя, которое носили в качестве добавления к основному личному имени все члены её рода.

Познакомился Дежнёв с молодой якуткой в небольшом прибрежном селении по дороге на Алдан. Абакаяда пасла небольшое стадо, сидя на малорослой мохнатой кобыле. Лужайка была стиснута лесной опушкой и речным берегом.

Семён Иванович, подплыв к поселению и выйдя на песчаный берег вместе с сопровождавшими его двумя казаками, махнул девушке рукой в знак приветствия. Она, должно быть, решила, что гость подзывает её к себе, и без смущения подъехала к русским. Якутка казалась стройной и гибкой, как тростинка, иссиня-чёрные волосы были заплетены в косы, скуластое лицо казалось миловидным и привлекательным. Держалась она на лошади без седла, накинув на конскую спину лишь мягкую подстилку. Держалась уверенно, крепко упираясь коленями в бока лошади, словно приросла к ней.

— Здравствуй, красавица, — поприветствовал её Дежнёв по-якутски.

Молодая якутка ответила на приветствие просто, без всякого жеманства. Семёну Ивановичу она явно понравилась.

   — Как звать-то тебя? — спросил он далее и услышал:

   — Абакаяда.

   — Какое трудное имя. И не выговоришь. А попроще можно?

   — Родители зовут Аба.

   — Так и запомним — Аба. Отец дома?

   — За работой, — она махнула в сторону двух балаганов, стоявших на отшибе от других строений. Дежнёву хотелось продолжить разговор с якуткой, но она пришпорила коня голыми пятками, резко сорвалась с места и понеслась на полном галопе к опушке леса. Там, отделившись от стада, паслась пятнистая корова, и девушка устремилась туда, чтобы отогнать её к стаду.

   — Хороша девка, — сказал Дежнёв с восхищением своим спутникам. Те согласились с ним.

Казаки решили сделать привал в селении. Вернее, принял решение сам Семён Иванович. Ему захотелось познакомиться с родителями Абакаяды, да её поближе рассмотреть в домашней обстановке.

Отец девушки оказался искусным мастером-лодочником. Он мастерил челноки-долблёнки из цельных лиственничных кряжей, сшивал из досок небольшие лодки-дощаники и ещё изготовлял лыжи, незаменимые зимой. Лыжи мастер непременно подбивает конской шкурой мехом наружу. Мех тормозит движение лапника, когда он взбирается вверх по крутому склону горы. Каждый охотник, как якут, так и русский, старается запастись на зиму не одной парой лыж. О занятиях мастера свидетельствовали доски и древесные кряжи, лежавшие навалом возле его жилища.

В соседнем балагане обитал брат отца Абакаяды, гончар. Якуты не знали гончарного круга и лепили горшки, кувшины, корчаги из сырой глины вручную и потом обжигали в огне камина. Делал он это довольно искусно, хотя его изделия и получались несколько грубоватыми. Иногда они покрывались несложным орнаментом.

В других балаганах жили тоже мастера: седельник, два кузнеца и кожевенник. Все они находились во взаимном родстве. Так вблизи Якутского острога сложилась небольшая ремесленная слободка. Изделия её жителей пользовались большим спросом как со стороны соплеменников, так и русских. Казаки, отправляясь в дальний зимний поход, непременно приобретали у отца Абакаяды пару лыж, а у его родича — конское седло. Большим спросом пользовались также челноки-долблёнки, удобные для плавания по мелководным протокам и старицам, богатым рыбой.

Когда Дежнёв близко познакомился с отцом и дядей Абакаяды, он узнал от них такую семейную историю. Их род вёл полукочевой, полуоседлый образ жизни по нижней Амге и Алдану. Родовая территория, по-якутски — наслег, управлялась алчным и деспотичным тойоном. Братья и ещё несколько родичей, посоветовавшись, решили порвать со своим родом и уйти из наслега, чтобы избавиться от притеснений и поборов ненавистного тойона. Бывало, тойон отбирал у искусных мастеров уже готовые изделия, не считая нужным оплачивать их труд, душил всякими поборами, заставлял работать на себя. Недовольные тойоном, ушли на Лену, поставив здесь, невдалеке от Якутского острога, балаганы и перейдя к оседлому образу жизни. Их изделия сразу стали пользоваться спросом у казаков, обитателей острога. Нередко якуты приходили на торжище у стен острога со своими изделиями.