Семь столпов мудрости - [275]

Я хотел, чтобы Халид поддержал брата. Через час или два к нему присоединились сотни всадников на лошадях и верблюдах. По пути в Дераа он при слабом мерцании звезд разметал несколько отрядов турок и, приехав к Траду, нашел, что он надежно закрепился в Дераа. Уже поздно вечером он прошел через весь город, с ходу взял станцию, перепрыгивая через траншеи и сметая последних, все еще пытавшихся сопротивляться турок.

С помощью местных жителей бедуины племени руалла разграбили лагерь, особенно стараясь захватить трофеи в охваченных яростным огнем складах, чьи пылавшие крыши угрожали их жизни, но эта ночь была одной из тех, в которые люди идут напролом, когда смерть казалась просто невозможной, хотя справа и слева умирало множество людей, а жизни других становились игрушками, которые можно сломать и выбросить.

Шейх-Саад пережил тревожный вечер со стрельбой и криками крестьян, грозивших перебить пленных в добавление к каре за смерть Талаля и за зверства в его деревне. Деятельные шейхи продолжали преследовать турок, оставив арабский лагерь без опытных начальников, которые были его глазами и ушами. В послеполуденной атмосфере кровожадности и вседозволенности убийства проснулась завистливая межклановая ревность, и Насиру, Нури Саиду, Янгу и Уинтертону стоило большого труда и напряжения поддерживать в лагере покой.

Я приехал туда после полуночи и узнал, что из Дераа только что прибыли посланцы Трада. Насир пошел к ним. Мне хотелось спать, потому что я проводил в седле уже четвертую ночь, но мой мозг не позволял мне ощутить физическую усталость, и около двух часов ночи я оседлал третью верблюдицу и поскакал против ветра по все той же тафасской дороге в Дераа.

Нури Саид со своим штабом ехал по той же дороге впереди своей пехоты на лошадях, и наши отряды двигались вместе, пока наполовину не просветлело предрассветное небо. Скоро я понял, что мое нетерпение и холод больше не позволяли мне не сдерживать верблюдицу, приноравливаясь к темпу конного отряда. Я дал ей волю – а это была моя крупная, мятежная Баха, – и она понеслась, распластываясь в полете над землей, обгоняя моих уставших попутчиков и пожирая милю за милей, так что, когда совсем рассвело, я был уже в Дераа.

Насир в доме мэра организовывал городское управление и полицию и изучал состояние города. Я ему помогал: ставил под охрану насосные станции, паровозное депо и все то, что осталось от мастерских и складов. Потом потратил целый час на разъяснение горожанам того, что они должны делать в сложившейся ситуации, если не хотят потерять город.

Я пытался выяснить, что было с генералом Бэрроу. Один солдат, недавно приехавший с запада, сказал нам, что тот был обстрелян англичанами, когда они развертывались для штурма города. Для предотвращения подобных случаев я с бедуинами из племени зааги решил подняться на Бувейб, на гребне которого была видна сильная позиция индийских пулеметчиков. Они потренировались в стрельбе из своего оружия по нам, прельстившись нашим превосходным форменным обмундированием, однако вскоре показался какой-то офицер в сопровождении нескольких британских стрелков, и я с ними объяснился. Они действительно были в центре боевого развертывания против Дераа, и, пока мы вели наблюдение, их аэропланы бомбили невезучего Нури Саида на пути к железнодорожной станции. Это было ему наказанием за потерю темпа при движении из Шейх-Саада, но, чтобы их остановить, я поспешил вниз, туда, где генерал Бэрроу в машине объезжал передовые посты.

Я рассказал ему о том, что мы провели ночь в городе и что выстрелы, которые он слышал, были всего лишь стрельбой вверх от избытка радостных чувств. Он был со мною краток, но мне не было его жалко, потому что он опоздал на сутки, задержавшись для водопоя у скудных колодцев Ремта, хотя на его карте были ясно обозначены озера и река перед Мезерибом, на дороге, по которой отступал противник. Однако генералу было приказано прибыть в Дераа, и он должен был прийти туда вовремя.

Он попросил меня ехать с ним, но его лошади не выносили мою верблюдицу, так что Генеральный штаб прижался к кювету, и я спокойно проехал по освободившейся дороге. Он сказал, что должен выставить караул в деревне для поддержания порядка среди населения. Я тактично объяснил ему, что арабы назначили своего военного управляющего. По поводу колодцев он заметил, что его саперы должны осмотреть насосы, и я охотно согласился на эту помощь. Мы разожгли топки котлов паровых насосов, намереваясь начать поить его лошадей. Он фыркнул по поводу того, что мы чувствовали себя здесь как дома, и заявил, что берет на себя ответственность только за железнодорожную станцию. Я указал ему на паровоз, двигавшийся в сторону Мезериба (где наш маленький шейх предотвратил подрыв турками моста в Тель-эль‑Шехабе, ныне ставшем арабской собственностью), и просил проинструктировать его караульных не вмешиваться в наши дела.

Он не получал никаких приказаний в отношении статуса арабов. Клейтон оказал нам эту услугу, полагая, что мы заслуживали того, на что претендовали, поэтому Бэрроу, пришедшему сюда с уверенностью в том, что они завоеванный народ, и даже удивленному моим допущением того, что он являлся моим гостем, не оставалось иного выбора, как в дальнейшем исходить именно из этого своего статуса. В эти минуты моя голова работала на полной мощности над нашим взаимным поведением, чтобы предотвратить первые фатальные шаги, которыми лишенные воображения британцы из самых прекрасных побуждений на свете обычно парализовывали чувство естественной дисциплины и создавали положение, требовавшее многолетней агитации и последовательных реформ.