Семь смертных грехов - [40]

– Нет, господин мой, скорее – на кубок.

– Для твоих небесных друзей?

– Ты угадал. Я только выбрался в путь из монастыря и гол как сокол. А принять небожителей надо как следует: они – народ достойный.

Вельможа бросил ему увесистый кошелек. Квестарь схватил его на лету, с нежностью потряс над ухом и спрятал за пазуху.

– Можешь быть уверен, милостивый пан, что скоро увидишь иезуитов на рынке, где они будут рыскать в поисках новой жертвы.

– Я буду молиться за тебя! – воскликнул обрадованный вельможа. – И свечу поставлю перед алтарем в Марьяцком костеле.

– Не делай, ваша милость, лишних расходов. Все равно костельный служка свечу продаст, знаю я этих висельников по собственному опыту.

Квестарь опять направился к выходу и вновь остановился в дверях, хлопнув себя по лбу.

– Еще что-нибудь хочешь сказать? – спросил вельможа.

– Хочу.

– Говори, я выполню любое твое желание, так ты мне понравился.

– Мне нужен один шляхтич.

– Шляхтич? Это какой же?

– Вот этот, – указал квестарь на пана Тшаску, который стоял тихо в углу, готовый броситься по первому знаку хозяина.

– Что тебе от него надо? Мне не хотелось бы лишиться его в эту пору дня.

– Он мне нужен.

– Ну, хорошо. Пан Тшаска, ступай за отцом. Но раньше сними с меня пояс: я никуда не поеду, лягу в постель, подумаю.

Шляхтич с достойной удивления ловкостью выполнил приказ, аккуратно уложил пояс в сундук и закрыл крышку.

– Можешь идти. Только смотри, отец, не потеряй его, а то мне без него трудно. Он слуга хороший.

Квестарь почтительно поклонился.

– Не бойся, ваша милость! Он к тебе вернется, разве что немного легче станет, а от этого только лучше служить будет.

Пан Тшаска не спешил уходить, но вельможа нетерпеливым жестом приказал ему поскорее убираться из комнаты, и тот последовал за квестарем, который двигался большими тяжелыми шагами, то и дело поправляя мешок на спине.

– Что тебе от меня нужно, поп?

– Как это – что? Да разве я могу лишить тебя удовольствия сдержать слово шляхтича?

Пан Тшаска разинул рот шире амбразуры на Башне позументщиков.

– Не понимаю.

– Значит, глуп, ваша милость. Вот я тебе напомню: ты приглашал меня в кабачок пана Майера? Я слово шляхтича ценю высоко и не могу тебе отказать, хоть и спешу по своим делам.

– А почему ты сказал пану…

Тут шляхтич, получив от квестаря тумак в бок, зашатался и быстро поправился:

– А почему ты сказал ясновельможному пану, что я, вернувшись, буду легче?

– Голова у твоей милости пуста, как костел в понедельник, когда люди за целую неделю отдыхают от молитв. Кошелек-то твой будет легче, а стало быть, и ты будешь легче. Ты вернешься к своему кормильцу, как перышко, – жажда мучит меня неутолимая. Теперь понял?

– Понять-то понял, а пить я не буду, и кошелька ты не получишь.

– Значит, слово нарушишь. Verbum nobile[25].

– Ну и нарушу!

– А я на тебя проказу нашлю.

– Ну и насылай!

Квестарь повернулся и пошел назад, к дому вельможи.

– Ты куда?

К ясновельможному пану. Скажу ему, какого он шляхтича пригрел.

– Ну ладно, пойдем, поп постылый. Выпьем, раз такое дело.

И они пошли.

У поворота на Братскую улицу брат Макарий стукнул себя по лбу и воскликнул:

– Клянусь святым Дионисием, чуть было совсем из головы не выскочило. Зайдем-ка к торговцу шелком за одной покупкой.

У пана Тшаски не было особого желания сворачивать с прямого пути.

– Я подожду тебя у Майера.

– О нет, почтенный, ты пойдешь со мной.

– У меня ноги болят. Я сегодня уже находился.

Однако квестарь не дал ему уйти.

– Ты должен помочь мне советом. Мне надо купить кусок голубого шелка, а я в ваших светских вкусах совсем не разбираюсь. Ваша милость так замечательно одевает ясновельможного пана, я просто с завистью смотрел на твое искусство.

Пан Тшаска, подкупленный лестью, дал себя уговорить. Они отправились на склад пана Эйнгорна. Там был большой выбор любых материалов, и глаза просто разбегались при виде обилия шелковых тканей самых ярких расцветок.

Пан Эйнгорн с недоверием посматривал на квестаря, который рылся в рулонах шелка, и неохотно разрешал их разворачивать и перекладывать.

– Скаши мне, отец, зачем тепе этот шелк, я сам найду, что тепе нушно.

– Мне нужен особо хороший товар.

– Карош? Каждый товар карош. У меня нет плохой товар. Я карош купец.

Пан Тшаска деятельно помогал квестарю произвести беспорядок в лавке. Они забирались на самые верхние полки, развертывали шелка, прикладывали их к себе, чтобы посмотреть, как материал будет лежать, не гнилой ли он, не слишком ли грубый, пробовали его зубами на крепость. Пан Эйнгорн только головой качал.

Наконец выбор пал на голубую шелковую ткань, которая переливалась, как небесная лазурь при восходе солнца, и была очень прочной. Купец преднамеренно назначил высокую цену, и они стали торговаться, как кумушки на базаре, покупающие продукты у торговок. Договорившись, к общему удовлетворению, о цене, квестарь засунул покупку в мешок.

– Теперь, брат, плати, – обратился он к пану Тшаске, который хотел было уйти.

Шляхтич даже подскочил, услышав такое. Он поднял руки вверх и сморщился, будто лягушку проглотил.

– Я? Да ты, братец, в своем ли уме?

– Конечно, ты, – ответил квестарь. – Ведь этот шелк счастье тебе принесет.