Семь слов - [2]

Глава 9

Если не будут украшать нас смиренномудрие, простота и благость; то никакой не принесет нам пользы молитвенная наружность. Говорим это не только о молитве, но и о всяком подвиге, или труде, или девстве, или молитве, или о каком бы то ни было подвиге и делании, совершаемом ради добродетели. Если не находим в себе обильных плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, искренности, веры и долготерпения: то тщетны и напрасны были все наши подвиги; потому что всякое таковое делание и все сии подвиги должны совершаться ради плодов. Если же не оказывается в нас плодов любви и мира; то вотще и напрасно совершается все делание. Делающие без плодов в день суда окажутся подобными пяти юродивым девам, которые, поелику в сосудах сердца не принесли отсюда духовного елея, то есть, исчисленных выше добродетелей, то за сие самое названы юродивыми, и не допущены в духовный чертог царствия. За недостаток добродетелей, за то, что не имели в себе явственного обитания Духа, и самый подвиг девства вменен ни во что. Как при возделывании виноградника все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами; а как скоро не оказывается плодов в винограднике, — весь труд возделывания становится тщетным и напрасным: так, если, при действенности Духа, духовным чувством со всей несомненностью не познаем в себе плодов любви, мира, радости, смирения и прочих, исчисленных Апостолом, добродетелей (Гал. 5, 22), то напрасен подвиг девства, и труд молитвы, псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему не служащим; потому что душевные и телесные сии труды должны быть совершаемы в надежде духовных плодов. Плодоношение же Духа в добродетелях есть духовное наслаждение ими с нерастленным удовольствием для сердец верных, в которых действует Дух. С великою разборчивостью разумения да оцениваются делание, труд и все естественные подвиги, чрез веру и упование производимые в достойных Духом Святым. Прекрасное дело — пост, бдение, странническая жизнь; даже это — цвет доброго жития. Впрочем, есть более внутренний чин христиан, и никто не должен возлагать упование на сии одни дела. Случается же, что некоторые бывают причастниками благодати, и живущий еще в них порок хитрит, добровольно уступает место и не действует, но заставляет человека думать, что ум его стал чист и вводит уже его в самомнение, и говорит он: «совершенный я христианин». А потом, когда человек подумает о себе: «я уже свободен» и предастся нерадению; тогда кроющийся порок наступает на человека разбойнически, искушает его и низводит до преисподних земли. Если и люди, не раз занимавшиеся разбоем, или бывшие воинами, умеют хитрить над неприятелями, делают засады, скрываются, заходят в тыл врагам, и внезапно их окружают и убивают; то кольми паче злоба, которая столько тысячелетий занимается сим делом и губит столько душ, умеет укрыться в сердце, не действовать до времени, чтобы ввести душу в самомнение о своем совершенстве.

Глава 10

Основанием Христианству служит то, чтобы человек, если и совершит дела правды, не упокоевался на них, и не почитал себя великим, но был нищ духом; и, если соделается причастником благодати, не думал о себе, будто бы приобрел нечто, не признавал себя чем-то важным и не начинал учить, но при добром странничестве, при хорошем житии, много постясь, странствуя, молясь, став причастником благодати, не высоко ценил душу свою; особенно же тогда, как полагается в нем начаток благодати, пребывал в труде, в жажде, не сознавал себя, как пресытившийся, праведным, или обогатившимся благодатью, но плакал и проливал слезы. И как, если бы матерь имела у себя единородного сына, обучила его, и ему, когда он пришел в мужеский возраст, приключилась смерть; то сколько ни было бы утешителей у матери, все они побуждали бы ее к большему плачу, и матерь оставалась бы безутешною: так и христианину надобно оплакивать падение свое и непрестанно проливать слезы, паче же всего иметь сокрушенное сердце.

Глава 11

Если царский дом имеет много помещений, разные дворы, множество преддверий и внутренних храмин, где пребывает сам царь, где хранятся его порфира и сокровища; то вошедший во внешние дворы не подумает, что вошел уже во внутренние храмины, где слава царева, и порфира, и сокровища. Так и в духовном. Постящиеся, пребывающие во бдении, в пении, в молитве да не подумают о себе, что вошли уже в упокоение; потому что входят только в преддверия и во дворы, а не туда, где порфира и сокровища. Посему, братия не должны много полагаться на внешний образ жизни и говорить о себе: «я значу нечто». Хотя бы и соделался кто причастником благодати не должен думать о себе, что он уже достиг цели, или сделался весьма близким к Царю; потому что пребывает еще во внешних обителях. Не должно каждому допытываться: нашел ли он сокровище в скудельном сосуде, облекся ли в порфиру Духа, обрел ли Царя и упокоился ли? Потому что душа такова: в ней есть какая-то глубина и составов у ней много. Вошедший в нее грех обладает уже всеми ее составами и сердечными помышлениями. Потом, когда взыщет человек, приходит к нему благодать и овладевает двумя составами души. Почему, неопытный, возбуждаемый благодатью, думает, что пришедшая благодать овладела всеми составами души, и грех искоренен; тогда как большая часть души обладается грехом, и только одна часть обладается благодатью; и человек обманывается, и пребывает в неведении. Нередко благодать действует в человеке непрестанно, подобно тому, как и глаз в теле. Но вместе пребывает в человеке и грех, и в обольщение вводит ум. И нерассудительный, как уже достигший цели, много мечтает о себе и надмевается, как соделавшийся свободным. А на деле бывает не то; потому что, как сказал я, сатана скрывается в тайне, не действуя до времени, чтобы заставить человека подумать о себе: «я чист и совершен». Кто насаждает виноградник, тот не вдруг собирает с него грозди, и выделывает вино. Кто сеет семя в землю, не тотчас уже и жнет, и получает плоды. И новорожденное дитя не вдруг может прийти в совершенного мужа. Или, новобранец в войске не тотчас уже делается начальником; ему надобно прежде потрудиться и, вступив в битву, одержать победу и быть увенчанным.