Семь сказок о сексе и смерти - [22]

Близость — странная штука. Любовники могут выражать ее взглядом, прикосновением к щеке, прерывистым шепотом. Но близость убийц изощреннее. Мы — мускулы, руки и глаза друг друга. В молчании Шоу, в напряжении плеч и спины Уолтерса, в натянувшихся сухожилиях его шеи, в таящейся театральности нашей общей силы, во всем, о чем говорит частота нашего дыхания, я чувствую свою собственную мощь, собственную занесенную руку. Любовники сходятся и расходятся. Но мы больше не подчиняемся этому ритму. Моя часть работы меня больше не унижает, потому что когда я завлекаю клиента, распахиваю ему навстречу свои руки, свои ноги — я чувствую тех двоих в моем животе, в моих бедрах; они ждут. Мне выпало первой идти на опасную территорию, в наши охотничьи угодья. Но я не бываю одна. Теперь я уже никогда не буду одна. Они — мои хранители и мои сторожа, мои холодные глаза и моя десница.

Клиент потребовал обычную, непритязательную сцену изнасилования, номер два в каталоге — женщина одета как жена, а не как шлюха, сильно сопротивляется; немного насилия, потом он овладевает ею, и она входит во вкус. Ну а дальше она распаляется, никогда ничего подобного не испытывала и т. д. и т. п. Я играла такое много-много раз. Это заказывают только полные сексуальные ничтожества. Само по себе о чем-то говорит. Уолтерс дал мне досье молча, но я заметила странную торопливость в его движениях, неестественную поспешность, с которой он застегнул портфель, напряженность его прикосновения. Я просмотрела наши заказы. Фотографии клиента не было. Он оставался безликим.

— Он кто?

— Ни о чем не спрашивать, — рявкнул Уолтерс. Потом склонился и поцеловал меня в нос. Я никогда не видела Уолтерса таким возбужденным. Он просто искрил от предвкушения. — Покрась волосы. В светлый цвет. Клиент любит блондинок.

Уолтерс его знает. Так кто же он?

Что это за человек, стало ясно, когда я увидела, куда мы едем, где он живет. Мы поднимались все выше и выше в холмы в кожано-хромовой роскоши нашего лимузина. Уолтерс вел спокойно и уверенно. Он знал дорогу. Все богатые и влиятельные живут далеко за городом. Этот человек жил за Нагорьем. Он жил на склоне вулкана. Вид на долину оттуда открывался сюрреалистический, мерцающий. Дорога перед нами вилась по пейзажу тьмы. Мы видели высокие ворота с гротескными фигурками, скалившими зубы в свете наших фар. Виллы прятались за деревьями. Иногда охранники наводили на нас лучи фонарей, чтобы посмотреть номера. Никто не пытался нас остановить. Пока мы проезжали контрольные пункты, Шоу сидел спокойно, держа расслабленные ладони на коленях, и ни разу не шевельнулся. Он был полностью сосредоточен. Меня начало тошнить. Кто-то нас ждал. Нам расчистили дорогу. Меня никогда еще не возили в эти холмы. Мы приближались к местам, где жили высшие чины правительства. Я поняла, почему мне не разрешили узнать, кто он такой.

Я смотрела на профиль Шоу в мерцающей тьме. Его неподвижность была абсолютной, непроницаемой.

Когда мы доехали до тяжелых ворот и будки с вооруженными охранниками, Уолтерс тихо вздохнул, и я заметила, что на руле остались влажные следы его рук. Взглянув наверх, я увидела двух огромных каменных гидр, тянувших друг к другу шеи через арку. Наши документы и пропуска проверили несколько раз. Мы молчали.

Наконец огромные железные ворота в темный сад открылись. Когда мотор машины умолк, мы услышали плеск воды в фонтанах. Гигантские двери были распахнуты; ночь стояла теплая. Подсвеченные флаги безвольно обвивали древки в безветренном воздухе. Шоу исчез в саду, но Уолтерс остался со мной. Он держал в руке свой черный портфель. Я в нерешительности стояла на пороге, даже не пытаясь охватить взглядом огромные пространства, паркет и ковры, шкафы, заполненные африканскими масками и тотемами, кунсткамеру разных культур, собранную под стеклом, чтобы блестеть и поражать воображение. Клиент, очевидно, человек утонченный и эрудированный. У него сотни книг. Из большого зала мы прошли в библиотеку. Я заметила круглую лесенку, по которой можно было добраться до самых верхних томов. Пахло табаком. О табаке уже почти полностью забыли, но мне запах был знаком. Только у самых влиятельных наших клиентов все еще оставалось право курить. Еще я чувствовала густой аромат специй — гвоздики, чеснока, корицы. Кто же он?

Казалось, что дворец пуст. Слуги не шмыгали по коридорам, домашние животные не разбегались от звука шагов. Мы стояли под матовыми лампами — терпеливые профессионалы в темных плащах — и молча ждали. Мы были серьезны, как священники, пришедшие в семью умершего. Никто не произнес ни слова. Уолтерс поставил мне стул подальше от света, потом прислонился к колонне. Видимо, его не удивляло, что нас заставляют ждать. Прошел почти час. Потом стеклянная дверь из внутреннего дворика отворилась, и на пороге появилась тень. Я видела, чтó там, в дворике. Его покрывал подсвеченный снизу стеклянный купол. Прямоугольное пространство было заполнено тропическими и субтропическими растениями — гибискус, бугенвиллия, лилии, кактусы, пальмы: там в неразборчивых звуках тропической ночи и проточной воды царил свой микроклимат. Небольшое облачко влажного жара поплыло по залу из открытой двери.