Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте - [47]
Однако, при неизменном уважении к знаниям, фигура эрудита не у всех вызывает симпатию. Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос, правда, берут эрудитов под защиту от тех, кто нападает на них за «механическое» накапливание знаний, но вместе с тем порицают лиц, действующих так, как будто бы цель эрудиции заключается в ней самой.
Анатоль Франс обладал неисчерпаемыми знаниями, но с холкой иронией относился к «всезнайкам» , не упуская случая высмеять их в ряде своих произведений. Один из его любимых героев, прочитавший множество книг, говорит, что потому-то он ровно ничего не знает, ибо нет книги, которая не опровергала бы другую, и, ознакомившись со всеми, не знаешь , что же думать.
Слов нет, эрудиты, несмотря на всю их ученость, не всегда оказываются на высоте положения. Одна из наиболее нашумевших историй «посрамления» эрудитов — казус с мнимым окончанием «Русалки», которое такие высокообразованные люди, как Б.Н.Чичерин, А.В. Станкевич и Ф. Е. Корш, приняли за подлинный пушкинский текст. Вирши, сочиненные ловким мистификатором, академик Корш удостоил пристального филологического разбора в официальном органе Академии наук, доказывая, что якобы записанный по памяти текст окончания драмы «не содержит в себе почти ни одного оборота или слова, которых не оказывалось бы в бесспорных произведениях Пушкина».
С решительным разоблачением подделки выступил в печати А. С. Суворин. «Казалось, встретились совершенно неравные силы — академик Корш и журналист Суворин, — писал Б. В. Томашевский. — И, однако, победа осталась на стороне Суворина» [109, с. 195].
К этому эпизоду из прошлого мы обратились для того, чтобы честно предупредить читателей, что эрудиция, как бы она ни обольщала пас, — это не панацея от всех бед в печатном тексте, не сказочный «золотой ключик», надежно запирающий все двери, в которые норовит пробраться ошибка. Вместе с тем мы возражаем против того, чтобы слову «эрудит» придавался иронический оттенок и в эту графу снисходительно зачисляли каждого, кто использует свою начитанность и осведомленность, стремясь повлиять на судьбу будущей книги в смысле очищения ее от ошибок.
Не полезнее ли для книги, если автор, в меру необходимости, прибегает к толковой помощи если не эрудитов в полном значении этого слова, то по-своему компетентных и опытных лиц? Это ли не первый из резервов аккуратности при выпуске книги?!
В истории создания ряда классических произведений и научных открытий редко когда говорится о внутреннем развитии и переживаниях авторов, на что сетовал И. Ю. Крачковский в книге «Над арабскими рукописями», и почти ничего не сообщается о той помощи, которую получали авторы от своих прилежных сотрудников. Это плохо прежде всего в том отношении, что создает неправильную картину, будто автор так «силен», что никто не может до него подняться и тем более в чем-нибудь его поправить (помните, «Картину раз высматривал сапожник и в обуви ошибку указал...»?). Досадное заблуждение! Знакомясь с фактами и документами, видишь, что дело обстоит совсем иначе.
Даже авторы, являющиеся полными хозяевами своей книги, то есть выдвигающие новые идеи и располагающие материалами, которые знакомы им, как никому другому, не только не уклоняются от дружеской подмоги, а наоборот — всячески ее ищут. Гениальный мыслитель-материалист И. М. Сеченов с уважением относился к мнению своих коллег и жаждал их плодотворного содействия. Чтобы заранее иметь их замечания и облегчить себе дальнейшую работу, он выработал оригинальный прием, на целый век предвосхитивший вошедшие в современную практику «препринты».
Сеченов начинал писать свои труды... с конца, первым делом формулируя основные выводы по теме сочинения. Приступая к созданию знаменитой книги «Элементы мысли», он в марте 1875 года писал Д.И. Менделееву: «...прочтите резюме моей работы, которое Вы получите или от Бутлерова, или от Зинина, и ради самого господа напишите мне поскорее все, что имеете заметить против моих соображений и выводов, чтобы я успел принять к сведению все Ваши замечания при писании работы» [79, с. 220].
История сохранила факты, показывающие, что непосредственный процесс издания нелегок даже для столпов мировой науки, почему им и необходимы аккуратные и творчески равноправные помощники. Никто не рассказал об этом поучительнее и нагляднее, чем академик С. И. Вавилов в книге об Исааке Ньютоне.
Предпринимая в начале XVIII века новое издание «Математических начал натуральной философии», в которых были сформулированы три основных закона классической механики, стареющий Ньютон понимал, что одному ему не справиться. За помощью он обратился к талантливому питомцу Кембриджского университета Роджеру Котсу, который в двадцать семь лет уже был профессором математики. С.И. Вавилов пишет:
«Ньютон предполагал пересмотреть первое издание „Начал“, исправить ошибки, составить предисловие и этим закончить работу, поручив Котсу чтение корректур. В действительности работа сложилась совсем иначе. Коте оказался не только ученым корректором, но и чрезвычайно внимательным критиком, который работал с большим напряжением сил и заставил работать и старика Ньютона… Он перечитывал рукопись Ньютона от строки до строки, переделывая заново числовые расчеты, выслеживая ошибки. Он анализировал доказательства как по существу, так и по форме, нередко требуя от Ньютона объяснений… Котc заметил ошибочность и даже неточность некоторых доказательств второй части, касающихся движения тел в сопротивляющихся средах. Например, Ньютон допустил ошибку в первом издании „Начал“, утверждая, что струя воды из отверстия в сосуде поднимается до половины высоты уровня жидкости в сосуде, что обнаружилось при экспериментальной проверке в Королевском обществе в 1691 году. Котc, обратив внимание Ньютона на это, заставил старика экспериментировать, причем Ньютон сделал важное гидродинамическое открытие сжатия струи при вытекании. Это явление и объясняло расхождение опыта с расчетом.