Семь пятниц Фарисея Савла - [24]

ЛУЦИЙ. Вот оно что!.. Но разве ты – поклонник Назарянина?

САВЛ. Нет!.. Но я не хочу его смерти.

ЛУЦИЙ. Что-то тут не так, Савл. Не хочешь ли сказать яснее?

САВЛ. Я могу сказать только одно: казнь Иисуса Назарянина породит страшную смуту.

ЛУЦИЙ. (Подумав). А ведь я отпустил Иуду. Возможно, я сделал ошибку, но Гамлиэль…

САВЛ. Мой учитель?! Он был у тебя?!

ЛУЦИЙ. Я посылал за ним. Видишь ли, Иуда заявил, что состоит на службе у Совета Старейшин, и Гамлиэль может это подтвердить. Твой учитель подтвердил слова Иуды.

САВЛ. Мой учитель… И ты отпустил Иуду?

ЛУЦИЙ. Зачем было держать его? Если б ты сам привел его ко мне и объяснил…

САВЛ. И ничего уже нельзя поправить?

ЛУЦИЙ. Можно попытаться… За Иудой следят.

САВЛ. Зачем?

ЛУЦИЙ. Он мне не понравился. Он показался мне грязнее мухи… Прощай!

Луций поспешно уходит. Входит Стражник. Савл бросается в палатку и выносит оттуда халу и кувшин вина.

СТРАЖНИК. Субботний покой! Субботний покой в Иерусалиме! Субботний…

САВЛ. Стой, левит! Раздели со мной Субботу, прошу тебя! Я совсем один! У меня никого не осталось на свете – только ты и Бог! Вот – вино, вот – хала… Прошу тебя!..

СТРАЖНИК. Благодарю, школяр. Не может страж Храма нарушить установленный порядок. Субботний покой! Субботний покой в Иерусалиме! Субботний покой! (Уходит).

САВЛ. (Один). Как я мог забыть: у меня же еще есть Димон! Где ты, Димон, кровный брат мой? Приди разделить со мной Субботу! Хочешь моей крови? Она – твоя! (Пьет).

КОНЕЦ ПЯТНИЦЫ ЧЕТВЕРТОЙ

Пятница пятая

БАЛАГАНЩИК. И пришла Черная Пятница. И настала тьма по всей земле. И было торжество тьмы: ей казалось, что она объяла весь свет. И птицы тьмы летели к Лобному Месту, чтобы выклевать глаза у распятых, ибо среди трех осужденных был тот, чьи глаза вместили свет мира. И глумливый Зверь, видимый одному лишь Иоанну, носился по Иерусалиму, ликуя. Он хохотал над оплошностью Бога, заключившего себя в смертном теле, и готовился пожрать его, прибитого гвоздями к столбу. И вспоминал Иоанн, как прошлой ночью в оливковый сад в Гефсимании вошли храмовые стражи, и среди них – Иуда. И шепнул Иоанну Учитель: «Я ухожу. А ты будешь ждать меня на земле до тех пор, пока не покончу со Зверем». И заплакал Иоанн об Учителе. Пятница Пятая! (Уходит).

Декорация та же. Сцена затемнена. На сцене – Плакальщица; входит Плацид, не видя ее.

ПЛАЦИД. Что за напасть! Время – к полудню, а темно, как в Эребе! И духота…

Проходит и уходит Стражник, не видя Плакальщицу.

СТРАЖНИК. Канун Пасхальной Субботы! Канун Пасхальной Субботы в Иерусалиме!

Входит Луций, не видя Плакальщицу.

ЛУЦИЙ. (Не заметив Плацида). Не припомню такого! Эти тучи – чернее самой тьмы!

ПЛАЦИД. (Отдавая честь). Трибун! Мне передали приказ явиться на это место.

ЛУЦИЙ. Да, Плацид, здесь мы можем говорить спокойно, без чужих ушей.

ПЛАЦИД. А студент? (Заглядывает в палатку).

ЛУЦИЙ. Савла здесь нет: я приметил его в толпе, что скопилась у претории. Иерусалим соскучился по казням. В Храме режут пасхальных ягнят, но хочется еще крови. Все кричат, но, похоже, им все равно, что кричать – лишь бы кричать… Однако не будем терять времени. Дело, которое тебе поручено – непростое. Я – только что от прокуратора. Ему известно, что ты уже второй месяц командуешь сотней погибшего Барбулы. Он обещает назначить тебя центурионом сегодня же, если не оплошаешь в этом деле.

ПЛАЦИД. Я все исполню, трибун меня знает.

ЛУЦИЙ. Видишь ли, прокуратор опасается беспорядков. Давай-ка повторим еще раз.

ПЛАЦИД. Я все помню, трибун. Трех осужденных провести к месту казни по трем разным улицам. Помочь им нести их столбы, чтобы шли быстро и не останавливались.

ЛУЦИЙ. Верно. Но важно не только поскорее вывести их из города, не только избежать сумятицы и волнений. Нужно, чтобы никто не заподозрил нас в спешке. Лучше будет, если столбы для казни понесут люди из городской толпы.

ПЛАЦИД. Трое солдат уже расставлены по трем улицам. Они переодеты иудеями. Каждый из них поможет осужденному, будто из жалости.

ЛУЦИЙ. Я не ошибся в тебе, Плацид! Приступай к делу. Только еще одно… Это – не приказ, это – просьба.

ПЛАЦИД. Трибун может приказывать!

ЛУЦИЙ. Я не могу этого приказать. Но постарайся устроить так, чтобы один из осужденных умер быстро. Сократи его мучения.

ПЛАЦИД. Слова трибуна – слова приказа. Но о ком из них речь?

ЛУЦИЙ. Не о Димоне. И не о Гесте. Речь о том, кого называют Иисусом Назарянином.

ПЛАЦИД. Я должен для него нарушить обычные правила?

ЛУЦИЙ. Ты не должен. (Тихо). Но если ради него ты нарушишь какое-то правило, тебе не вменится это в вину. (Обычным голосом). Иди, да помогут тебе боги!

Плацид уходит. Входит Никодим, не видя Плакальщицу.

Мне доложили, что ты меня разыскиваешь, равви. Чего ты хочешь?

НИКОДИМ. Разрешения – похоронить тело Иисуса Назарянина после казни. О том же просит еще один человек… состоятельный, имеющий хорошее место для погребения…

ЛУЦИЙ. Просьба неожиданная!.. Но такое разрешение должен дать прокуратор.

НИКОДИМ. Я не смогу войти к прокуратору сам. Не попросишь ли ты его?

ЛУЦИЙ. Этот назарянин, что ждет казни – твой родственник?

НИКОДИМ. Нет.

ЛУЦИЙ. Тогда что тебе до него? Ты – член Совета старейшин иудейских. Вы осудили на смерть человека, никому не сделавшего зла. И ты хочешь похоронить того, кого убил?