Семь лепестков - [62]

Она быстро пробормотала стишок (… возвращайсясделавкруг…) и крикнула:

– Это мой последний лепесток!

– А с ума ты сейчас не сойдешь? – спросил Белов.

Хотела бы я знать, подумала Женя.

– Вряд ли, – ответила Лера, – говорят, здоровым людям это только полезно. Да и доза небольшая.

Женя высунула язык и положила на него бумажку. У нее успела мелькнуть мысль, что желание-то она забыла загадать! Что же попросить, господи Боже мой! Чего-то, о чем она забывала все эти годы, что-то самое сокровенное, настоящее, главное! Что-то не про деньги, не про приключения, не про удачу. Может быть – про несбывшуюся любовь? Тут она заметила, что Альперович с искаженным лицом метнулся к ней, но внезапно все закружилось и только припев One Way Ticket навязчиво звучал в ушах, пока перед глазами проносились разрозненные картины: две девочки у телевизора, луна в проеме окна, бритая голова Володьки Белова, колечко с цветком, чучело орла над прилавком, самолет посреди дискотеки, а потом все закружилось, и она поняла, что значит билет в один конец, и поняла, что круг сделан, и пора бы вернуться. Но в этот миг ее тело коснулось земли, а душа взлетела ввысь, навстречу семи неведомым существам с нерусскими именами.

Словно эхо выстрела Поручик сказал «Ах, блядь!». Альперович вскочил, опрокинув стул, а Белов неожиданно резко выхватил откуда-то из подмышки пистолет и замер, не зная, куда его направить. Лера первая взбежала по лестнице, и ее крик словно придал сил находившимся внизу. Через мгновение все уже толпились в жениной комнате. Леня лежал на полу, рука его сжимала пистолет, кровь, пульсируя, вытекала из дыры в черепе.

– Что говорят-то в таких случаях? – пробормотал Поручик.

– Ashes to ashes, прах к праху, – ответил Альперович, – впрочем, я не знаю.

Он пожал плечами и отошел в сторону.

– Блядь, – сказал Роман, – это я все…

– Откуда он взял пистолет? – спросил Белов, вынимая оружие из мертвой руки Лени.

– Не трогай! – крикнула Лера, – милиция же…

– Мы не будем вызывать милицию, – сказал Владимир, – как-нибудь уж сами разберемся.

– Ты уже однажды это говорил, – крикнул Поручик, – и вот результат.

– Здесь был тайник, – сказал Роман, – ты знал об этом?

Он показал на отверстие в дальнем конце комнаты, у самого окна. Камень был вынут из стены, открыв небольшую нишу.

– Нет, – сказал Белов.

«Совсем уже какой-то „Граф Монте-Кристо“, – подумал Антон. Он оказался ближе других к тайнику. Внутри лежала записка – та самая, которую он тщетно искал в прошлый свой приезд. Теперь ее смысл был абсолютно ясен: под уже знакомым стишком (лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели) был нарисован знак Сатурна, изображение окна и изогнутая стрелочка с цифрами 3 и 5. Три кирпича вниз и пять вбок, так оно и было.

– Как он его туда положил? – спросил Поручик.

– Он был здесь месяц назад, – сказал Антон, – я почти столкнулся с ним. Я думал, он пришел забрать записку, а он, оказывается, положил сюда пистолет.

– Идиот, – сказал Поручик, – настоящий идиот.

Лера заплакала, и ее плач почему-то напомнил Антону о том, как плакала в его объятьях Алена, оплакивая свою единственную подругу, которую она так глупо предала. Он прислонился к стене. Владимир по-прежнему вертел в руках пистолет, Альперович и Роман поднимали мертвое тело, видимо, чтобы положить его на кровать, но на самом деле – просто потому, что не могли больше бездействовать. Поручик что-то говорил рыдающей Лере и гладил ее по спине. Сцена выглядела зеркальным отражением той, с которой все началось. Тогда завязка произошла в жениной комнате, помеченной знаком Сатурна, а развязка – в зале, на этот раз – наоборот. Из одной и той же дыры в стене появились и марка, и пистолет.

– Идиот, – повторил Альперович, присаживаясь на кровать рядом с трупом Лени. – Он всегда был идиот. Еще со школы. «На нашем шаре жив еще пиздец?» Он всем растрепал тогда, помнишь, Поручик?

Антон подумал, что это очень хорошая строчка – чтобы она ни значила и откуда бы ни взялась.

– А я его, наверное, любил больше всех, – сказал Альперович, и в этот момент в голове Антона как будто что-то взорвалось. Снова заиграл Shamen, тот же голос сказал «ты же знаешь, я люблю только тебя». На секунду все исчезли, и комната снова стояла пустая. Темная фигура положила пистолет в тайник и обернулась. На этот раз Антон успел разглядеть лицо. Сомнений не было: это был Андрей Альперович. Единственный здесь человек, который не побоялся бы явиться в чужой галлюциноз.

Антон прислонился к стене. По телу тек пот, сердце бешено стучало. Откровение было физиологичным, как овердоз. «Надо надеяться, никто на меня не смотрит», – подумал он. И одновременно еще две мысли, словно его мозг разделился на три самостоятельные части. Мысли эти были: «Вот так и сходят с ума» и «Кажется, я все-таки сделал это».

Ощущения реальности медленно возвращались к нему и одновременно, словно куски головоломки, все расставлялось по местам: удивление Лени, когда он узнал, что Альперович первый заговорил об убийстве; слова «Ты же знаешь, я тебя люблю», сказанные Альперовичем Жене за полчаса до смерти, его знакомство с миром психоделиков. Было понятно, почему Леня говорил, что записка до сих пор лежит на полу, и что он не хотел убивать Женю. Он мог дать Жене марку, но не мог убить. Ни ее, ни Зубова. Он не мог позволить, чтобы все свалили на Леру и Антона, и даже не мог сказать, что именно Альперович познакомил его с Зубовым и – наверняка – он же и рассказал о тайнике в доме. Зная о тайнике, Альперович подменил марку до того, как Женя забрала ее оттуда, а потом вернулся, чтобы положить туда пистолет – на всякий случай или потому, что он знал, что именно в женину комнату побежит Леня после разоблачения. Из этого пистолета он убил Зубова, или из другого – было уже неважно. Некоторые части паззла все еще не укладывались на места, но впервые за все время Антон не подозревал – он знал. Он знал все, что произошло, – не знал только, что делать с этим знанием.