Семь лепестков - [58]

– Его звали Дима Зубов, – сказал Антон, вставая.

– И как же ты докажешь, что, то, что он сказал – это правда? – спросил молчавший до того момента Роман.

– Мне он ничего не говорил, – сказал Антон, – он с Владимиром разговаривал. Но я знаю, кто был тот человек, который покупал у него кислоту.

Взглянув в этот момент на Белова, Антон увидел, как что-то дернулось в его лице, и отчетливо понял, что Белов блефовал. Он никогда не встречался с Зубовым и никогда не беседовал с ним. Точно так же, как Антон, он уверовал в связь убийства дилера со смертью Жени и, преследуя какие-то свои цели, разыграл весь этот спектакль.

– Твое знание, – медленно сказал Роман, – не стоит выеденного гроша. Потому что я скажу тебе, как было дело.

– Ну, скажи, – ответил Антон, почувствовав внезапную радость, что ему не придется закладывать Леню Онтипенко.

Роман встал. Стоя, он как раз оказался одного роста с Беловым.

– Лерка приехала сюда из Англии и сразу поняла весь расклад. Она видела, что мы с Женькой живем как бойцовый кот с течной сукой и посчитала, что случись что, легко займет ее место. И тогда она провернула все это дело с маркой, а потом снюхалась с тобой, чтобы ты помог ей замести следы.

– Что значит «снюхалась»? – спросил Поручик.

– «Снюхалась», Боренька, значит, вероятно, «еблась». Или не еблась, я им свечку не держал. Но я тоже не мальчик в таких делах – и видел, как они смотрели друг на друга, когда я встретил их у Петлюры.

– Стрелки переводишь? – спросил Альперович Рому, но Антона уже охватила паника. То, чего он так боялся, случилось. Почему-то он сразу поверил Роману – или, точнее, сразу поверил, что все поверили ему. Как и положено, круг замкнулся и убийцей оказывался первый же подозреваемый. А он, Антон, оказывался крайним, слепым орудием преступления. Оставалось только сопротивляться до последнего.

– Во-первых, у Петлюры я встретил вас, а не ты – нас, – сказал Антон.

– А во-вторых? – спросил Белов.

– А во-вторых, – раздался голос Лени, – марку сюда принес я.

Он тоже встал, свесив живот над столом, и теперь только Лера и Альперович продолжали сидеть.

– Я сделал это, – продолжил Леня, – я привез сюда марку и передал Жене. Я спрятал марку тут, в доме, и написал ей записку, в которой объяснил, как ее найти.

– Это была та самая записка… – начал Антон.

– … да, со стихами про цветик-семицветик и алхимическим знаком ее комнаты. Ты видел ее в день ее смерти, но я ее у тебя забрал и выбросил. Думаю, она и сейчас где-нибудь в комнате валяется.

– Но разве… – начал Антон.

– Но я не хотел убивать ее! – внезапно закричал Леня, – я не хотел этого. Я ее любил! Мы любили друг друга! Я думал, что это поможет ей уйти. Даст ей энергию, которой ей так не хватало.

– Ну вот, – сказал Роман, садясь, – двумя тайнами меньше. Теперь мы знаем, кто был ее любовником и кто ее убил.

– Что я был ее любовником, знала каждая собака! – закричал Леня, – только ты, как последний мудак, до сих пор думал, что она тебе верна.

Роман снова вскочил.

– Я думал, что она мне верна? Я думал, что она спит с вами всеми по очереди! Потому что она была последней блядью всю свою жизнь…

– Не смей о ней так говорить, – крикнул Леня и, вдруг, развернувшись, бросился прочь. Антону показалось, что он заплакал.

– Действительно, – сказал Альперович, беря Рому за руку, – не надо о ней так говорить. Она уже умерла, а мы все ее любили.

– Это я уже заметил, – буркнул Рома и сел.

– И что мы будем теперь делать? – спросил Альперович, обращаясь ко всем, но прежде всего – к Белову.

– Сейчас Володя позвонит в колокольчик и поднимутся братки со стволами, чтобы грохнуть Ленечку, – сказал Поручик, и в этот момент Антон почему-то подумал о чекистких подвалах и призраках мертвых чекистов, которые по звонку появляются, держа наготове свои маузеры – или что у них там было?

– Ну, мы же говорили, – сказала Лера, – виновный должен уйти…

– Когда я говорил «должен уйти», я имел в виду, что это был несчастный случай, – сказал Белов.

– Но он же сам сознался, – сказала Лера.

– Когда его к стенке приперли.

– Если уж на то пошло, то к стенке приперли Леру, – сказал Поручик.

– Меня? – крикнула ему Лера, – Я вообще тут не при чем. Это все ваши мужские игры во власть. Дать женщине наркотик, чтобы подчинить ее своей воле! Можно ли придумать лучшую метафору…

Громкий выстрел прервал ее речь.

Седьмой лепесток

– А что значат эти картинки? – спросила Женя

– Понятия не имею, – ответил Белов, – то есть вот этот – это мужской символ, а этот – женский, но что значат остальные – я понятия не имею.

– Это Марс и Венера, – сказала Лера, – а все остальные – это другие планеты. Плюс Солнце и Луна.

– Алхимическая символика, – сказал Альперович и добавил, повернувшись к Белову, – я же говорил, что первый хозяин был масоном.

– Масоны – это круто, – сказал Нордман, – мы, жиды, их всегда высоко ценили. Так что, Володька, и ты наконец-то причастился.

– Ну, спасибо, – ответил Белов и еще раз оглядел собравшихся, – выбирайте себе комнаты, друзья.

– Сначала – дамы, – сказал вежливый Альперович

– И не подумаю, – сказала Лера, – это сексизм, твое «ladies first».

– А я возьму вон ту, – откликнулась Женя, – со значком, похожим на букву h.