Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны - [155]

– Не обращайте внимания, у мамы с головой непорядок, – объясняет Томми.

– Ах, наша Стелла, наша вечная упрямица! – Каролина хочет погладить Стеллино колено, Стелла же с улыбкой щиплет Каролину повыше локтя, да так, что Каролина визжит и отдергивает руку.

Каждое утро, в семь тридцать, Томми возит Стеллу в церковь. После мессы ведет к алтарю за причастием. Стелла послушно открывает рот, принимает облатку. С какими ощущениями она делала это раньше, когда верила, будто вкушает от плоти Господней? Этого Стелла не помнит. Вот уже много лет не ведает она и чувства легкости, которое дает исповедь.

Стелла вяжет, притом очень быстро, чтобы отогнать воспоминания, не удаленные скальпелем, и зарыть поглубже те, которые лежат теперь на поверхности, как картошка. Малютка Боб, отель в Монреале, Нино – вот от чего ей необходимо избавиться.

Покрывала и пледы буквально вылетают из ее ловких пальцев. Вещей столько, что Стелле их просто некому раздарить. Томми регулярно относит рукоделие в офис организации «Гудвилл».

– Мама, я на шерсти разорюсь скоро, – сетует он. Однако трижды в неделю везет Стеллу в специализированный магазин «Джо-Энн».

Когда вязание не помогает, Стелла берется рассказывать. Эмоции ей недоступны, так что для аудитории Стеллины истории – просто слова, не более. Возможно, таковы они и для самой Стеллы; возможно, хирурги удалили ее боль, оставив только навязчивое состояние. Этого нам знать не дано.

– Мой муж меня в медовый месяц изнасиловал, – сообщает Стелла юной парочке, завтракающей в кафе. Влюбленные ей улыбаются – Стелла не сознает, что говорит по-калабрийски.

– Тише, мама! – шипит Фредди, пытаясь увести Стеллу прочь. – Во-первых, это неправда, а во-вторых, такое чужим знать не надо.

В авгусе девяносто шестого Маглиери устроили вечеринку-сюрприз для тети Тины и дяди Рокко. В банкетный зал на Франклин-авеню Тину заманили легко: сказали, что у Энджи, внучки Франческины Карапеллуччи, будет предрожденчик. Потом еще долго семья вышучивала бедную Тину – напекла-де шесть подносов «ангельских крыльев» для собственной вечеринки, ха-ха-ха. Майки Перри, миляга, приволок фрак для дяди Рокко, а сам Рокко вообще думал, что просто подвозит жену на праздник. Когда все прояснилось, супруги Караманико оба плакали – так были растроганы.

На тот момент Стелла и Тина не оставались в одной комнате почти восемь лет. Кармело с детьми удается заманить Стеллу на Франклин-авеню – Стелле сказано, что праздник устроен в ее честь. Ее ведут к столу на возвышении, где – полвека спустя! – разместились те же самые гости (разумеется, кроме Фиореллы Мулино – читатель помнит, что она, чистая душа, умерла в двадцать шесть лет); разместились, стало быть, в том же порядке, что на Тининой свадьбе – порядок восстановлен по фотографиям. Кармело садится за стол между Стеллой и Тиной и жестикулирует энергичнее обычного – авось его безумная жена не заметит своей завидующей сестры.

Стелла все замечает и понимает, однако прикидывается облапошенной. Жаль ведь уйти с такой веселой вечеринки. Стелла отплясывает под «Pepino Suricillo» и «Танцующих утят»; хлопает в ладоши, взмахивает руками и жует куриную грудку в томатно-сырном соусе – не зря же Томми оплатил ей зубные протезы.

Она лишь старается не глядеть в сторону сестры и ее мужа-извращенца. Пятьдесят лет минуло, но Стелле отчетливо помнятся только бахвальство Рокко и его несытые взгляды. Что ж, счастливой золотой свадьбы этой парочке.

– Вместе в аду гнить будут, – бросает Стелла, когда Ричи приносит ей диетическую колу.

– Тише, мама! – шипит Ричи. – Хоть сегодня не куксись, ладно?

На следующий год золотая свадьба у Стеллы и Кармело. Для них тоже устраивают вечеринку, только куда скромнее – просто ужин в ресторане, без всяких танцев.

Каждую весну у Стеллы обострение. Именно весной, в сорок восьмом году, когда весь мир был против Стеллы, она прониклась к ребенку, которого носила под сердцем, осознала, что он – единственный ее союзник. Воспоминания о малютке Бобе не дают Стелле покоя. Необходимо выпустить пар. Дождавшись, когда Кармело уйдет к Гаю в ресторан (он там подрабатывает), Стелла хватает секатор и планомерно, методично срезает под корень высаженные мужем виноградные лозы, кусты крыжовника и даже молодое персиковое дерево.

– Одному Господу известно, как она этакий ствол одолела, – качают головами Стеллины дети. – Кто бы подумал, что у мамы столько силищи…

– Зачем она уничтожила папин сад? – спрашивают они друг у друга. Ответ находится быстро: – Мама с головой не в ладах. Ничего не поделаешь.

Позднее Стелла срубила два инжирных дерева, также посаженных Кармело; причем каждое было пятнадцати футов в высоту, а уж плоды давало совершенно изумительные. Такого инжира в Коннектикуте ни до, ни после не видали и не едали; а она – сразу под корень. Жаль, конечно.

Осенью на Стеллу вновь накатывает. Монреаль, звонкий от морозца, и мрамор раковины – о, Стелла помнит, как он холодил ей низ живота! В один прекрасный осенний день Стелла сжигает все фотографии. Жертвенником служит кухонная мойка. Кармело, вернувшегося после смены в баре, встречают удушливая вонь горелого пластика и черные пятна на стенах. Обои с изображением румяных яблок испорчены, кухню приходится переклеивать.