Семь храмов - [65]

То же грязное место, что и на предыдущих снимках, объектив развернут вправо, свет ярче, резкость наведена лучше — да уж, лучше некуда. На переднем плане лежало тело, явно без признаков жизни. Тело было мужское. Не Ржегоржа, потому что с ногами. Ноги торчали вперед под углом к фотографу, так что туловище вместе с головой как бы убегало назад. Слева внизу ясно виднелись кроссовки и поношенные штанины. Наверное, совсем рядом помешался источник света, однако в кадре его не было. Судя по бледности луча и его наклону, а также по тому, на какой высоте от земли он располагался, мы решили, что это — автомобильная фара. Лицо мертвеца не попало в ее зону и терялось на сером фоне фотографии. И однако можно было понять, что лицо это совсем юное.

Со светом контрастировала темная клетчатая расстегнутая рубашка. Брюки с расстегнутой молнией были наполовину стащены. Обнаженный втянутый живот сиял жуткой белизной и напоминал рыбу, но рыбу пойманную и свежевыпотрошенную. Рана тянулась от ребер до лобковой кости. Как и в случае с ногами Ржегоржа, крови не было. Только на сей раз разрез выглядел ровным. В одном месте края раны расходились — чуть ниже пупка. В черной брюшной полости что-то металлически поблескивало. Нож, которым вспороли мальчика? Я был уверен, что это убийство. Трупы перед вскрытием раздевают.

Второй жертвы видно почти не было, она сливалась с темным фоном, взгляд падал на нее уже после того, как напитался ужасным зрелищем первого трупа. К стене, которая несомненно была стеной с предыдущих снимков, к ее растрескавшейся желтовато-серой поверхности, расцвеченной где-то синими пятнами, а где-то синими полосами, был прислонен черный круг, и по краям он в некоторых местах словно испускал золотые лучи — это были отблески источника света. Мне показались странными два обстоятельства: во-первых, свет на переднем плане был белым, а вовсе не желтым, а во-вторых, плоскость черного круга, не считая тех самых пяти-шести золотистых точек, полностью поглощала весь свет. На круге, словно марионетка, обвисла прикрепленная к нему фигурка: голова опущена на грудь, руки привязаны. Лица видно не было, но явственно просматривался какой-то небольшой цилиндрик, свисавший изо рта и казавшийся темным на фоне синей майки; он слегка напоминал сигару. Меня поразило, что штаны были такими же синими, как майка — если не принимать во внимание нескольких более темных пятен на бедрах; верх и низ образовывали нечто вроде комбинезона, очень плотно прилегавшего к телу. Какая-то униформа?

Я не узнавал самого себя, своей натуры: при виде такого кошмарного зрелища во мне не проснулась жалость. Неужели я тоже стал жертвой злодеев? Не выпотрошили ли меня, вынув все чувства? Не затянули ли в тонкий комбинезон, который не пропускает внутрь жизнь? Нет, не может быть!

Скорее всего, ужаснуться страшной судьбе этих двоих мне помешала некая извращенная эстетика фотографии. Сцена из спектакля, снимок, пришпиленный к ватману стенгазеты. Да-да, вот как я это ощущал. Смерть в подобной аранжировке не может быть настоящей. Финал постановки наверняка обоснует ее необходимость и даже, возможно, прольет свет на появление двух оторванных ног, реявших на ветру над Вышеградом, а также и на удушение старухи, труп которой тот же самый ветер раскачивал под Нусельским мостом. Но достаточно ли этого, чтобы оправдать мое внезапно очерствевшее сердце?

Слова Олеяржа удивительным образом совпали с ходом моих размышлений.

— Забудем пока о фотографиях, мне они не более понятны, чем вам, однако я надеюсь, что ситуация изменится, когда снимки увеличат. Теперь же вот что: вы знали, что такое же анонимное письмо, как Загир, получил и Ржегорж? А возможно, и Пенделманова. Мы об этом и не подозревали, потому что они нам об анонимках не рассказывали, но когда Барнабаш на прошлой неделе получил подобное послание, капитан Юнек не поленился внимательно проверить все вещи Ржегоржа. И нашел анонимку в его письменном столе. Обыскать секретер Пенделмановой нам не удастся. Наследника у нее не было, поэтому новый владелец квартиры попросту выбросил все вещи прежней хозяйки. Бог ее знает, сколько таких посланий она получила. Скорее всего, она вообще не догадывалась, о чем там шла речь, и сразу отправляла их в мусорное ведро.

— В прошлый раз я предположил, что обе жертвы погибли из-за того, что занимались архитектурой. Вы приняли во внимание эту гипотезу?

— Что значит «я предположил»? — проворчал полковник. — Мы давно уже разрабатываем эту версию.

Я не возразил, только улыбнулся тихонечко в усы и стал с интересом слушать дальше.

— Это очень серьезная зацепка. Загира и Барнабаша мы охраняем еще тщательнее. Ни один из них не понимает, откуда могла взяться такая смертельная ненависть. Ни о каких врагах им, разумеется, ничего не известно, и на контакт с нами оба идут весьма неохотно. Два напыщенных болвана, один хуже другого. Барнабаш — богач и большая шишка, он принадлежит к числу влиятельнейших пражских застройщиков. С моими людьми он разговаривать отказывается и, несмотря на то, что его жизни явно угрожает серьезнейшая опасность, ни за что не хочет впустить их в свой дом, который он выстроил для себя над Бертрамкой.