Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - [29]

.

Этим шагом, позволявшим режиму Виши оправдать измену союзникам и сотрудничество с нацистской Германией, Черчилль сделал невозможным возвращение к политике примирения и переговоров. И тут англичане почувствовали, что скоро им придется воевать по-настоящему, лицом к лицу с противником. Предвидя, что война будет жестокой и беспощадной, они начали готовиться к бомбежкам и ожидать высадки врага на берег.

14 июля Черчилль устроил торжественный прием в честь генерала де Голля и адмирала Мюзелье — еще одного де Голля, разочарованного тем, что столько французов, спасенных при Дюнкерке, возвращаются во Францию, вместо того чтобы продолжать сражаться. Премьер-министр Великобритании в тот момент заблуждался насчет представительских полномочий «героя 18 июня»^{88}.

Между тем удар по Мерс-эль-Кебиру поставил де Голля в Лондоне в невыносимое положение. Он уверял сэра Эдварда Спирса, что адмирал Дарлан никогда не сдаст флот немцам. Черчилль признавал, что его затопление, повлекшее гибель 1 300 моряков, «чудовищное дело». Но слишком велика была опасность, что немцы так или иначе приберут его к рукам. Де Голль, несмотря на ярость, потрясение и горе, это понимал. А Черчилль, великий демократ и либерал, дал де Голлю возможность выразить свою боль на «Би-би-си». И все же «так было правильнее… уничтожить эти корабли».

В придачу после организации Совета обороны империи в Браззавиле, обеспечившем де Голлю базу во французской Экваториальной Африке, Черчилль предоставил ему корабли, которым при попытке присоединения Дакара пришлось стрелять в солдат армии Пьера Буассона, генерал-губернатора французской Западной Африки, оставшегося верным режиму Виши. Эта вторая драма чуть не довела де Голля до самоубийства, согласно признанию, сделанному им однажды Рене Плевену.

Жестко раскритикованный палатой общин, Черчилль, соавтор этого провала, взял вину на себя. Так же как генерал де Голль защищал его после Мерс-эль-Кебира, он, в свою очередь, до конца защищал честь генерала.

Через шесть дней после Мерс-эль-Кебира началась предварительная фаза «битвы за Англию», спланированной Герингом с целью нейтрализовать британские порты, парализовать английский флот и подготовиться к высадке на сушу (операция «Морской лев»). 700 истребителей британских военно-воздушных сил противостояли 800 истребителям и 1 000 бомбардировщиков люфтваффе. 19 июля 1940 г. лорд Галифакс ответил отказом на предложение Гитлера о перемирии, что повлекло за собой следующую фазу боевых действий, которые начались 10 августа и достигли апогея 15 августа; за эти дни самолеты люфтваффе совершили 1 786 вылетов, было сбито 75 немецких самолетов против 34 британских. Сокрушительное поражение Германии в воздушной битве объясняется отчасти английской системой перехватов и расшифровки сообщений противника «Ультра», но главное — эффективностью мощных радаров, позволявших заранее предупреждать о приближении немецких бомбардировщиков.

И тут Черчилль, внимательно следивший за операциями, но не вмешивавшийся в решения высшего военного командования, добился осуществления ответного удара по Германии, пока противник благодаря численному превосходству не уничтожил английские военно-воздушные силы, несмотря на все их успехи, настоящего наступательного удара — бомбардировки Берлина 25 августа 1940 г. Разъяренный Гитлер грозил в отместку «стереть с лица земли английские города». Этот стратегический перелом спас Великобританию, поскольку «распыление» немецкой авиации с целью карательных налетов на крупные английские города, в том числе Лондон и чуть позже Ковентри, сводило к минимуму опасность высадки сухопутных войск. 7 сентября Геринг был вынужден признать провал своей стратегии, и Гитлер отказался от операции «Морской лев»^{89}.

Победа англичан висела на волоске. Люфтваффе потеряла 1 717 самолетов, а военно-воздушные силы Великобритании, изначально малочисленные, — 915. Особенно поражают спокойствие и стойкость, с которыми гражданское население Великобритании переживало бомбежки, о чем свидетельствуют выпуски «Бритиш ньюс». Решимость Черчилля сыграла в этом не меньшую роль, чем участие королевы-матери к жертвам и бестрепетность, с какой руководители страны брали на себя риск. Если сравнить в сентябре 1940 г. выбоины, оставленные британскими самолетами на стенах веймарского госпиталя или на могиле Бисмарка, с разрушениями, которые люфтваффе произвела в Бирмингеме и Лондоне, очевидна разница в количестве бомбардировщиков у противников. Но два пальца, вскинутые Черчиллем в победном V (victory) среди руин в знак поддержки бедствующему населению, лишний раз свидетельствовали о его неослабевающей решимости^{90}.

Об этой «малой битве» Черчилль позже сказал, что «еще ни в одном человеческом конфликте столь многие не были обязаны столь немногим». По своему значению она стала одним из переломных моментов в ходе войны. Она спасла Великобританию, хотя и не положила конец страданиям ее городов, которые Геринг поклялся «ковентрировать» (то есть стереть в порошок, как Ковентри).

Впоследствии, уже по окончании войны, в книге Фредерика Уинтерботема