Семь дней в Гималаях - [28]

Дверь из комнаты направо ведет в гостиную с верандой, или, точнее, с балконом, превращенным в веранду. Дверь налево ведет в комнату Святослава Николаевича и Девики.

Холл и гостиная — святая святых рериховского дома. Сюда в былые времена допускались лишь самые близкие люди. Обычно гостей принимали на первом этаже в столовой — главной официальной зале всей усадьбы. Столовая расположена симметрично холлу на втором этаже. Только дверь направо ведет не в гостиную, а в студию Николая Константиновича. Эта комната — мы задержались в ней надолго — с двумя гигантскими окнами, глядящими на запад, почти в течение двух десятилетий была рабочим местом художника.

Последний — гималайский — период был особенно интенсивным в творчестве Рериха. Из пяти или семи тысяч картин (точное количество полотен Рериха до сих пор не установлено) здесь написано около половины. Мастер гор, как его называли уже в те годы, почти ежедневно писал с натуры гималайские пейзажи. Гималайская серия по справедливости считается вершиной творчества Рериха. Она являет собой пример небывалого в истории мировой живописи одухотворенного синтеза тем, мотивов, сюжетов (очень часто легендарных), всех стран, всех континентов, всех народов. Но, как известно — и об этом не раз заявлял сам художник, — главные, ведущие темы ему дали две страны, в его сознании слившиеся в единую Державу Света: Россия и Индия.

Сейчас мастерская превращена в галерею, открытую для каждодневного посещения. На стенах развешано несколько десятков работ художника: этюды, небольшие полотна. Посетителей, когда наступает туристский сезон, немало.

Выйдя из галереи, мы очутились в саду, который не только ночью, но и днем нам показался похожим на чащу леса. Магнолии, лимонные деревья, высокие сосны. С крыши вниз головами свисают ящерицы. То и дело они срываются и шлепаются тяжело и звучно на землю. А вот царь и повелитель здешнего сада — гигантский кедр, а под ним скульптура Гугу-Чохана — покровителя долины Кулу. Эта старинная скульптура знакома и по многочисленным фотографиям, и по портрету, написанному Святославом Николаевичем: он изобразил рядом с ней своего отца. Увековечена она и на картине Николая Константиновича. Кто бывал на его выставках, тот, наверное, запомнил выразительную фигуру каменного всадника на фоне фантастического цветения деревьев. Правда, пейзаж с той поры несколько изменился. Деревья вырублены, и сейчас Гугу-Чохан как бы парит в открытом пространстве.

По тропинке, выложенной камнями, мы спустились вниз к мемориалу Рериха. Мемориал, пожалуй, слишком громкое слово. Оно может ввести в заблуждение, ибо предполагает целый комплекс неких сооружений. А памятник художнику очень скромен. Это гранитный камень, некогда сорвавшийся с вершины. На нем на языке хинди высечена известная ныне всему миру надпись: «Тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 магхар 2004 года Викрам эры, отвечающего 15 декабря 1947 года. ОМ РАМ».

Невысокая ограда. Цветы. Несколько минут мы стояли молча. Потом Святослав Николаевич в задумчивости сказал:

— Когда отцу говорили, дескать, трудно жить на чужбине, он возражал: «Индия не чужбина, а родная сестра Руси». Тем не менее до самой смерти все мысли его были о России. И даже после смерти. Когда сжигали тело отца, я помню, как в языках пламени лицо его медленно повернулось на север. В сторону России.

Нас позвали завтракать. В прохладном полусумраке столовой Девика обратилась ко мне с неожиданным вопросом:

— Мистер Сидоров, а не мешал ли вам спать нынешней ночью призрак?

Оказывается, дворец, в котором мы ночевали, как и положено любому порядочному старинному замку, имеет свое собственное привидение. Существует легенда, что в какие-то давние времена из-за несчастной любви там кончила жизнь самоубийством юная принцесса. И вот теперь после полуночи она бродит по комнатам замка, да еще с кинжалом в руках, до полусмерти пугая постояльцев. И особо дурной славой пользуется та комната, где мы расположились вчера с Ниной Степановной (кто знает, может быть, именно поэтому она и была незанятой?).

Я отвечал, что, судя по всему, роль этого привидения с успехом выполняла Нина Степановна. И рассказал ночную историю, что, естественно, вызвало дружный смех у Святослава Николаевича и Девики.

Честно говоря, наш ночлег в Рест Хаузе явно сослужил нам хорошую службу, ибо давал обильную пищу для шуток. А это с самого начала позволило создать непринужденную атмосферу за столом. У нас установилось негласное правило: во время завтрака и обеда не касаться серьезных тем и проблем, не обсуждать их. Зато не было конца веселым воспоминаниям (одна история влекла за собой другую), юмористическим предположениям («Вы провели с Ниной Степановной романтическую ночь в замке», — не уставала со значением напоминать мне Девика). Она говорила также, что мы разбудили своим появлением их дом, что мы как будто вернули старые времена, когда точно так же не смолкали за столом смех и шутки.

О Девике Рани мы, разумеется, были наслышаны. Мы знали, что она — внучатая племянница Рабиндраната Тагора, знали, что в свое время она была самой популярной кинозвездой Индии. Газеты называли ее «индийской Мери Пикфорд». Имя Девики Рани неотделимо от истории отечественного кино: она была не только знаменитой актрисой, но и постановщиком широко известных фильмов. Со Святославом Николаевичем они поженились в сорок пятом году. Сообщая в одном из писем об этом событии, его отец писал: