Семь дней из жизни господина Н - [19]
— Заметано, Сергей Андреевич. Но к Вам у меня встречная просьба: не делать впредь таких больших перерывов в посещениях нашего дома. Чтоб мы не успевали без Вас заскучать. Ваше здоровье!
— Все, эта рюмка была у тебя последней. Боюсь, если он, в самом деле, зачастит, ты можешь спиться!
— А не ты ли мне еще недавно говорил, что любишь меня пьяненькую?
— Точно перепила, потянуло на откровенности. Этак дойдет до рассказов о подробностях наших постельных игр.
— Неужели вы изобрели в этой области что-то новое? Впрочем, молчу, молчу. Покажи-ка мне лучше свои последние книжные приобретения, если таковые имеются…
— Обижаешь, Сергей. В наше время при таком книжном изобилии нужны лишь деньги — и немного усердия в книжных раскопках. Вот посмотри, что я добыл на прошлой неделе: «Избранное» Франца Кафки, «Поиск предназначения» Стругацких, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха!
— Да-а, улов богатый. Впрочем, «Замок» и «Процесс» Кафки я читал и подумал, что «Приглашение на казнь» Набокова, вероятно, написано под его влиянием. «Поиск предназначения» тоже читал и заметил, что по отдельности Стругацкие все равно пишут как вместе. А вот Плутарха я у тебя на неделю-другую возьму… Или ты именно его сейчас читаешь?
— Да бери, бери, раз копытом забил. Я еще успею его поштудировать. Кстати, кое-что я из Плутарха прочел, в частности «Жизнеописание Ликурга» и вспомнил тебя с твоим коммунизмом. Оказывается, в Спарте с подачи этого самого Ликурга было создано явное подобие коммунистического общества, причем оно просуществовало около трехсот лет!
— Не понял, это при рабовладении-то?
— Именно благодаря ему. Вспомни, во всех книгах о будущем (даже и не коммунистическом) основная производственная роль отводится различным автоматам и роботам — людям же остаются роли управленцев, творцов или бездельников. Так вот, в Спарте такими роботами были илоты, рабы то есть…
…астрономию. Птолемей разработал детальную геоцентрическую систему мироздания, в которой ход почти всех наблюдаемых объектов мог быть загодя рассчитан. И когда Коперник предложил ученому сообществу гелиоцентрическую модель мироздания, большинство астрономов лишь поразилось извращенности его фантазии. Однако мысль была высказана, доказательства приведены, первоначальное потрясение скоро сгладилось, появились незашоренные астрономы, чьи наблюдения хорошо вписывались в концепцию Коперника, и через сто лет гелиоцентрическая система стала общепринятой. А еще через триста лет Солнце из центра мироздания было низведено до положения скромной звезды в периферической части галактики Млечного Пути, а близкие, казалось, звезды отдалились от нас на практически недосягаемые расстояния.
— Да уж, — опечалился Гнедич, — межзвездные экспедиции даже при субсветовых скоростях лишены смысла. Недаром все современные фантасты уповают на мифические гипертуннели или «кротовые дыры» в каком-то там континууме…
— Зря ты так скептичен, — снова оживился Карцев. — Что-то подобное не исключено и вот почему. Еще Лобачевский показал, что в масштабах Вселенной эвклидова геометрия не годится и предложил свою, весьма замысловатую. Эйнштейн объяснил его геометрию физическим воздействием гравитационных полей. То есть воображаемые нами прямые линии, соединяющие глаза со звездами, на деле криволинейны. А вот насколько? По каким траекториям двигался к нам свет от той или иной звезды? По-моему, варианты могут быть самыми невероятными…
Приведу пример из земного опыта. В тупиковом конце лабиринта, расположенном однако рядом со входом, поместили свечу, а в каждом изгибе лабиринта по зеркалу. Что увидит человек при входе в темный лабиринт? Правильно: слабо освещенный прямолинейный коридор с очень далеким светлячком в его конце. Притом, что источник света находится от него на расстоянии протянутой руки. Пробей стенку и ты возле свечи. Аналогию с гипертуннелями уловили? Конечно, физический смысл пространственно-временных «кротовых дыр» должен быть другим, но поиск их причинно обоснован.
— А по-моему, все упирается в проблему выбора координат, — сказал вконец отрезвевший Гнедич.
— Это само собой. Вероятно, при межзвездных путешествиях даже через эти «дыры» базовая система координат должна помещаться в центр вращения нашей Галактики — при создании вспомогательных систем.
— Эх, так и не дожить нам до звездной экспансии человечества…
— Дожить бы до межпланетной…
— Ну, выпьем по полной за это дело, а то за такими разговорами уже весь хмель слетел…
И два друга продолжили свое приятное общение по заведенному ритуалу, находя все новые темы и поглощая новые рюмки — пока, наконец, хозяйские запасы спиртного не иссякли.
— Что, больше ничего не осталось? — тяжело ворочая языком, спросил Сергей.
— Ни-че-го, — торжественно заверил Владимир, энергично мотнув косматой головой.
— Тогда мне пора, — молвил новоявленный Винни-Пух. — Спасибо за ласку.
— Сергей Андреич, куда Вы пойдете в таком состоянии, — запричитала было Ирина, но Карцев остался непреклонен:
— Доеду, не в первый раз. На улице враз протрезвею.
— Я тебя провожу, — заявил Гнедич, — хоть ты проводин не любишь. И добавил громким шепотом, склонившись к приятелеву уху: — Иначе Ириша меня заест.
Многие века обжили российские попаданцы. Только веку галантному как-то не повезло: прискорбно мало было там наших парней. Добавим одного на разживу, а там лиха беда начало — косяком пойдут.
"Что будет после нас? Хоть потоп...." - молвила некогда мадам Помпадур. "Вот уж хренушки...." - решил Сашка Крылов, попавший негаданно в компанию к благородным господам и дамам. - Ваша беспечность нам слишком дорого обошлась. Буду поправлять....".
Приключения попаданца в революционной Франции в 1795-97 годах… Книга «Еще один баловень судьбы» Николая Федоровича Васильева относится к разряду тех, которые стоит прочитать. Созданные образы открывают целые вселенные невероятно сложные, внутри которых свои законы, идеалы, трагедии. Замечательно то, что параллельно с сюжетом встречаются ноты сатиры, которые сгущают изображение порой даже до нелепости, и доводят образ до крайности. Чувствуется определенная особенность, попытка выйти за рамки основной идеи и внести ту неповторимость, благодаря которой появляется желание вернуться к прочитанному.
Похождения поручика Ржевского и кой-кого еще. Приключения графомана-попаданца в 30-х годах 19 века и его геройского гусара во времена войны с Наполеоном.
Приключения попаданца в полумагическом средневековье (с элементами стимпанка и эротики).
Полный вариант повести, известной в «Самиздате» как «История жизни господина Н.».
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.