Семь дней чудес - [7]

– Хочешь, я дам тебе за него что-нибудь? – И чуть не сказал: «Цыпленок».

– Нет, – ответил Вова. – Он ведь не совсем мой…

– Брат еще сделает.

– Думаешь, это так легко?

– Ничего я не думаю, я предлагаю тебе…

Вдруг над ними появился Андрей.

– Что это он тебе предлагает? – спросил он у Вовы, и Боря незаметно толкнул его коленом, чтоб молчал.

– Да просто так, – сказал Вова.

Андрей пристально посмотрел на Борю. Лоб у Андрея был напряжен. Уж очень он воображал в этой летной кожаной куртке, хоть вся она была потерта и поломана в сгибах. А хитрости – ни на грош!

– Ну смотри… – сказал Андрей сквозь зубы.

«Проваливай отсюда и не распоряжайся, – подумал Боря и, сунув в карман руку, нащупал твердого человечка, запутавшегося в нитках-стропах. – Вот как про этого парашютиста ты ничего не знаешь, так и про все другое не узнаешь… Ясно? А самолет скоро будет мой…»

Вот бы сказать это вслух – глаза б у того на лоб выскочили! Но разве хитрые так поступают?

Все стали расходиться. Глеб придержал рукой Борю и сплюнул тугой струйкой:

– Хвастун! Он глянул на тебя, а ты и готов. Как кролик перед удавом.

– Тогда увидишь! – отрезал Боря. – На днях, а может даже сегодня, я приду к тебе за лодкой…

– Приходи, – сказал Глеб, – жду. С нетерпением!

И посмотрел на часы.

Боря догнал ребят и пошел рядом с Вовой. По дороге часть ребят отсеялась, но кое-кто еще тащился за ними. А Боря хотел остаться вдвоем. Это было совершенно необходимо – остаться вдвоем с Вовой. И для этого Боре пришлось поработать. За ними увязались было Митя с Витей – они закидывали Вову вопросами о лайнере, ну и, конечно, эта самая Наташка. С ними надо было немедленно и безжалостно разделаться, пока Вова не дошел до дому.

Боря резко повернулся к ним.

– А вы куда? – Он даже замахнулся на них, и Митя с Витей отпрянули в стороны.

Оставалась еще Наташка. Она бежала рядом, выставив вперед свой длинный нос; видно, у всех любопытных вырастают от любопытства такие вот носы.

– А ты? Не слыхала?

И Наташка ускакала от них на своих тонких, быстрых ногах.

Боря огляделся – никого вокруг. Все шло как надо.

Он полуобнял Вову, нагнулся к нему и тихо сказал:

– Могу дать тебе шариковую ручку с тремя цветами… Хочешь?

– Я не хочу его менять, – сказал Вова. – Его Гена делал больше месяца.

– И еще дам запасные стержни с разной пастой – красной, синей и зеленой.

– Не надо. – Вова крепко держал под мышкой коробку.

– А чего б ты хотел?

– Ничего.

– Могу дать в придачу футбольный мяч, будешь стукать, – сказал Боря и подумал: «А как же я сам обойдусь без мяча?»

Вова молчал.

– Ну, тогда еще танк, он ездит и стреляет – огонь из пушки.

– Из магазина? – спросил Вова.

«Откуда ж еще!» – чуть не крикнул Боря: он ведь не мог, как его Гена, сам делать машины… «Что ж ему предложить?» – в смятении перебирал в уме Боря, вспомнил про Глеба и вдруг придумал – замечательно придумал. И уже у самого дома сказал:

– Помнишь, ты недавно встретил возле дома меня с дядей Шурой, и он был с Клоуном…

– Это, тот черный доберман-пинчер? – сразу вскинулся Вова. – Ох и собачка!

– Так вот, у них есть щенки этой породы, одного они обещали папе…

Вова прямо-таки притих весь и остановился.

– Дам тебе и его в придачу.

Глаза Вовы изучали Борино лицо. Глаза у него были жалостливые, добрые, чуткие… Боре стало нехорошо, и он отвернулся. Но другого выхода у него не было.

– Не веришь? Я вижу, ты не веришь! – Боря оскорбленно вскинул голову. – Тогда идем к моей маме, она подтвердит.

Боря знал, что Вова никуда не пойдет.

– Не нужно, – сказал тот. – Только чтоб ты и вправду…

Вот до чего довел его Глеб своим обменом!

– Даю слово! И ты знаешь, какая это редкая порода? Такого щепка и за пятьдесят рублей не купишь, а я его в придачу…

– Ну я просто не знаю, – засомневался Вова и вздохнул.

– У тебя никого нет дома? – быстро спросил Боря.

– Мама, но она сейчас уходит… А что?

– А то, что я скоро забегу к тебе… Ладно?

– Зачем? – Вова поглядел па него испуганными глазами в белых, поросеночьих ресницах. – Лучше в другой раз, я ведь не хочу…

– Да ты не бойся! Я только на минутку, – ласково сказал Боря и побежал к своему подъезду.

И тут он увидел, что к этому же подъезду с тросточкой-зонтиком идет их соседка Александра Александровна – сухопарая, негнущаяся, как и ее тросточка-зонтик, старушка в древней черной соломенной шляпке и черном пальто.

Она всегда ходила с книжкой в руке, была неслыханно вежливой со всеми и неслыханно прямой, придирчивой, и временами от всего этого Боря невыносимо страдал.

Все ей не так! И дверью лифта нельзя слишком громко хлопнуть, и хохотать вечером у ее двери – как будто дом был ее собственностью, – и даже на балконе нельзя обильно поливать цветы – вода, видите ли, капает на ее балкон…

Но главная неприятность произошла совсем недавно. Боря заметил на скамье у подъезда кем-то забытую книгу с синим обрезом, полистал ее, но прочитать ничего не смог: она была на каком-то иностранном языке. Но зато бумага была великолепная – плотная, гладкая, белая. Боря не взял эту книгу, а только вырвал из середины двойной лист – какого голубя сделать можно! – а книгу оставил на скамье.

Прибежав домой, он тут же сделал голубя, пустил с балкона и бросился вниз, чтоб подобрать его. И увидел у подъезда Александру Александровну с голубем в одной руке и с книгой в другой.