Семь даосских мастеров. Древняя традиция бессмертных - [38]

— На Небе и Земле я буду известен как Древний Старец.

И в тот же момент с неба послышалась музыка, а воздух наполнился благоуханием цветов. Феи танцевали на разноцветных облаках, и девять драконов приветствовали Лао-цзы девятью струями воды. Говорят, что там, где эти струи упали на землю, появились девять источников, вода в которых не пересыхает даже во времена засухи. Лао-цзы взял фамилию Ли, потому что он появился на свет от плода дерева ли. А из-за белоснежных волос он стал известен как Лао-цзы, что означает «Старый Мудрец».

Тронутые окружающей обстановкой и историей рождения Лао-цзы, ученики сказали друг другу:

— Все эти годы мы культивировали Дао, а ведь своими знаниями мы обязаны Древнему Старцу Пусть здесь, на родине Лао-цзы, каждый продекламирует несколько строк, пришедших в его сердце, в которых отразит то, что постиг за эти годы.

Первым зачитал свои стихи Хао Тайгу:

Звезды полярной луч, как меч,

Сияет мудростью холодной.

И сонм голодных монстров,

Что сердце мне терзал,

Иллюзией пустою соблазняя,

Уж крепко связан.

В полуночной тиши

На коврике плетеном

Дракон и тигр сплелись

В смертельной схватке.

И девять обращений

Пилюля Золотая совершит,

Все возвратив к Истоку.

Следующим был Ван Юйян:

Путь древности, что не имеет цели,

Постигнуть можно, лишь

Бессмертным став,

Приотвори к Первопричине двери,

Тепло и холод в животе собрав.

Кролик нефритовый, ворон златой,

Встреча в назначенный час состоится,

Тигр зарычит, и дракон пробудится —

Ты, как и прежде, опять молодой.

Дальше была очередь Тань Чанчжэня:

Путь Дао беспределен, но его

Голодных духов и чудовищ мерзких

Бесчисленная шайка охраняет.

И тянут свои страшные ручищи,

Чтоб истинное пламя вмиг погасло.

Пробейся кулаком железным

Сквозь миражи пустых иллюзий.

И лишь тогда победоносным рыком

Дракон и тигр ознаменуют

Твое преодоленье тлена.

И последним зачитал свои строки Лю Чаншэн:

Слова, что сказаны, лишь сердце охлаждают.

И каждый умник вновь умом своим обхманут будет.

К чему вся эта болтовня о тиграх и драконах?

Когда ученики таким образом выразили друг другу свое понимание Дао, Ван Юйян обратился к Лю Чаншэну:

— Послушай, брат, мы трое говорили о продвижении в практике и неизменном успехе, а ты же намекаешь на неудачу. Странно, почему ты позволяешь негативному настрою преобладать в твоем сознании?

Но в разговор вмешался Тань Чанчжэнь:

— В его словах есть мудрость. Ведь это важно — знать, что же тебя расхолаживает, и понимать ловушки собственного ума. И хотя тайна Дао не выражена явно, она заключена в значении его слов. А успех и неудача находятся в твоей голове, брат, а не в его словах.

— Что-то ты недоговариваешь, брат, — подмигнув Ван Юйяну, сказал Хао Тайгу.

— Ну ладно, так и быть, — рассмеявшись, ответил Тань Чанчжэнь, — Наш брат Лю Чаншэн видел сон, в котором он встречался с Небесной Императрицей. Он не смог скрыть своего восхищения фрейлинами Императрицы и украдкой косился на них. Заметив это, Императрица рассердилась и приказала ему возвращаться на землю и продолжать культивацию для полного растворения оставшихся страстей. Я рассказал брату историю о мудреце Ху Сян-яне, и Лю Чаншэн решил, что он должен отправиться в публичный дом, чтобы культивировать свое сердце и очистить его от сексуальных желаний.

— Вот это да! — воскликнул Ван Юйян. — Но зачем идти в публичный дом? А как же старый добрый совет «смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать»?

— Да, или «забудь себя, забудь других — и все желания растворятся»? — весело поддакнул Хао Тайгу.

— Это все, конечно, хорошо, — хмуро ответил Лю Чаншэн, — но эти методы подходят лишь людям с незаурядными способностями. А я боюсь, что не смогу изменить себя лишь одной силой воли. Так что мне придется подвергнуть себя всему тому, что происходит в борделях, чтобы наконец покончить с иллюзиями сексуальных привязанностей и страстей.

Ван Юйян переглянулся с Хао Тайгу и сказал:

— Многие люди искали методы растворения сексуальных желаний, но я никогда не слышал, чтобы для этого шли в публичный дом.

— Методы — это лишь изобретения людей, — поддержал брата Тань Чанчжэнь. — Только упрямец будет держаться за существующие методики, даже если они ему не подходят. А умный человек придумает метод, который для него работает лучше всего. Все, хватит обсуждать это. Брат Лю Чаншэн сделал свой выбор. Предлагаю остановиться здесь на ночлег, а завтра каждый из нас пойдет своей дорогой.

На следующее утро братья сердечно попрощались друг с другом и разошлись. Хао Тайгу пошел дальше на запад, в провинцию Шэньси. Подойдя к горам Хуашань, пораженный непередаваемой игрой света и теней на их сказочных вершинах, он сказал себе: «Когда я нес гроб Учителя, я шел согнувшись и не мог видеть этого чуда! Теперь я знаю, почему многие поколения даосов достигли бессмертия именно здесь». Немного разведав ближайшие горы, Хао Тайгу выбрал особенно понравившееся ему место и решил продолжить практику там. Это был практически вертикальный утес, имевший форму ладони, обращенной пальцами в небо. Внезапно Хао Тайгу пришли на ум последние слова Ван Чунъяна: «Хао Тайгу, тебе придется исходить и восток, и запад, но ты не достигнешь Дао, пока не взберешься на скалистые горы». Хао Тайгу с трудом вскарабкался на вершину утеса и решил вырыть здесь пещеру, чтобы спокойно медитировать. Много времени и сил потратил он, прежде чем выбил в скале углубление, достаточное для того, чтобы в нем поместился человек в позе со скрещенными ногами. Но в день окончания этих титанических трудов невесть откуда появился даосский отшельник и спросил, не может ли Хао Тайгу уступить эту пещеру ему. Пока Хао Тайгу приходил в себя от удивления, чтобы что-то ответить, прибывший залез в готовое убежище и устроился там медитировать. Будучи по натуре человеком добрым и великодушным, Хао Тайгу молча собрал свои немногочисленные пожитки и отправился искать место для новой пещеры. Выбрав особенно удаленное место, он вновь принялся долбить в скале дыру. Но и в этот раз, едва он закончил свой тяжкий труд, к нему подошел другой отшельник и сказал: