Семь цветов радуги - [11]

Но он, — он лишь хочет стремиться

Вперед, до последней поры;

И сердцу так сладостно биться

При виде с Замковой Горы.

У ног «стародавняя Вильна»,—

Сеть улиц, строений и крыш,

И Вилия ропщет бессильно,

Смущая спокойную тишь.

Но дальше, за кругом холмистым,—

Там буйствует шумно война,

И, кажется, в воздухе чистом

Победная песня слышна.

Внизу же, где липки так зыбко

Дрожат под наитием дня,

Лик Пушкина, с мудрой улыбкой,

Опять поглядит на меня.

15 августа 1914

Вильно

ВСЕ ЧАЩЕ

Все чаще по улицам Вильно

Мелькает траурный креп.

Жатва войны обильна,

Широк разверзнутый склеп.

Всё чаще в темных костелах,

В углу, без сил склонена,

Сидит, в мечтах невеселых,

Мать, сестра иль жена.

Война, словно гром небесный,

Потрясает испуганный мир…

Но все дремлет ребенок чудесный,

Вильно патрон — Казимир.

Все тот же, как сон несказанный,

Как сон далеких веков,

Подымет собор святой Анны

Красоту точеных венцов.

И море всё той же печали,

Всё тех же маленьких бед,

Шумит в еврейском квартале

Под гулы русских побед.

17 августа 1914

Вильно

В ВАРШАВЕ

А. Р. Ледницкому

В первый раз по улицам Варшавы

С легким сердцем прохожу один.

Не гнетет меня кошмар кровавый

Темной славы роковых годин.

Всё, что было, — нет, не миновало,

И веков мгновенью не сломать;

Но, быть может, нынче день начала,

Нынче солнце в небе — как печать.

Пусть оно наш день запечатлеет,

День, когда, как братья, мы могли

Всё сказать, о чем язык немеет,

Что мы долго в душах берегли.

Мы сошлись не по тропинке узкой,

Как к поэту близится поэт;

Я пришел путем большим, как русский,

И, как русский, слышал я привет.

А на улице, как стих поэмы,

Клики вкруг меня сливались в лад:

Польки раздавали хризантемы

Взводам русских радостных солдат.

24 августа 1914

Варшава

АЭРОПЛАНЫ НАД ВАРШАВОЙ

Как пред грозой касатки низко

Скользят над ровностью поляны,—

Так в знак, что грозы боя близки,

— Взгляни, — парят аэропланы.

Миг, — и продольный, долгий трепет

Пройдет по улице; метнется

Толпа, и тротуар облепит,

И взор за взором в высь вопьется.

Мотки белеющей кудели

Взлетят и таять будут в сини,

И, под пальбу, дымки шрапнелей

Распутаются в сети линий.

А там, воздушные пираты,

Спокойно правя лет машины,

Вонзят сквозь пар голубоватый

Свой взор, как мы, на дно равнины.

Увидят, как темнеют зыбко

Квадраты крыш и зданий ромбы…

С какой змеящейся улыбкой

Качнут два немца в небе бомбы!

24 декабря 1914

Варшава

ПОЛЕ БИТВЫ

Залито поле, как золотом,

Щедрым посевом патронов.

Вдалеке, как гигантским молотом,

Расколоты гребни склонов.

На холмике ждет погребения,

Ниц повергнуто, тело солдата.

Слабый запах тления,

А в руке письмо зажато.

Рядом тела лошадиные:

Оскалены зубы, изогнуты шеи…

Ах, не труды ль муравьиные

Эти валы, окопы, траншеи?

Видел я: меж винтовок раздробленных

Лежит с дневником тетрадка;

Сколько тайных надежд, обособленные,

В нее вписывал кто-то украдкой!

Манерки, ранцы, зарядные

Ящики, крышки шрапнелей,

И повсюду воронки громадные

От снарядов, не достигших цели.

Брожу меж обломков, гадательно

Переживая былые моменты.

А вдали, взвод солдат, старательно,

Убирает пулеметные ленты.

Октябрь 1914

Прушков

ПИРШЕСТВО ВОИНЫ

Война здесь прошла, прокричала

Стальными глотками пушек,

В руке дома изломала,

Как вязку хрустнувших сушек.

Вот там, за сырым перелеском,

Гости Войны сидели,

Она забавляла их блеском

Пускаемых к небу шрапнелей.

Смерть-сестру пригласила; «Участвуй,—

Ей сказала, — как старшая, в пире!»

Подавались роскошные яства,

Каких и не видели в мире.

Были вина и хмельны и сладки,

Их похваливал Бой-собутыльник.

Обильные пира остатки

Скрывает теперь чернобыльник.

День и ночь продолжался праздник,

Вкруг, от браги багряной, всё смокло…

Только кто я; из гостей, безобразник,

Перебил в дальних окнах стекла?

Кто, шутник неуместно грубый,

Подпалил под конец чертоги?

И теперь торчат только трубы

Обгорелые, — вдоль дороги.

4 декабря 1914 Ноябрь 1914

Брезины-Варшава-Лович

НА ПАМЯТЬ ОБ ОДНОМ ЗАКАТЕ

А. М. Федорову

Был день войны, но час предсмертный дня.

Ноябрьский воздух нежил, как в апреле.

Вкруг озими прозрачно зеленели,

Пылало солнце, небосклон пьяня.

Нас мотор мчал — куда-то иль без цели…

Бесцельность тайно нежила меня.

И ты, как я, заворожен был. Пели

Нам голоса закатного огня.

Забылось все: шум битв и вопль страданий…

Вдвоем, во храме мировых пыланий,

Слагали мы гимн красоте земной…

Нас мотор мчал — без цели иль куда-то…

О, помню, помню — дивный сон заката

Под грохот пушек, ровный и глухой.

13 декабря 1914

В ОКОПЕ

В семье суровых ветеранов

Пью чай. Пальба едва слышна.

Вдали — под снегом спит Цеханов,

И даль в снегу погребена.

Сквозь серые туманы солнце

Неярко светит без лучей.

Тиха беседа о японце,

И равномерен звук речей.

Незримо судьбы всей Европы

С судьбой уральцев сплетены,—

Но нынче в снежные окопы

Доходит смутно гул войны.

Мир крикнул этим бородатым

Сибирякам: «Брат, выручай!»

И странно с сумрачным солдатом

Пить на досуге мутный чай.

Неизмеримым бредят грезы,

Крушеньем царств и благом всех…

А здесь — рассказы про шимозы

Сменяет беззаботный смех.

24 декабря 1914

Цеханов

КАЗАЧЬЕ СТАНОВЬЕ

Отбрасывая версты, стучит автомобиль,

Крутится даль за далью и сзади вьется пыль.

Селенье, нивы, поле, костел, окоп, река…

Казачее становье на склоне у леска.

Табун свободных коней, походных кухонь дым;

Заполнен луг движеньем запутанно-цветным;