Семь бойцов - [41]
Что означал жест Минера? Там еще слышались выстрелы. Над моей головой тоже просвистела пуля. Но вскоре стрельба прекратилась. Я осмотрелся. Кругом шумел лес. Пахло прелыми листьями и дубовой корой. Тишину леса нарушали лишь голоса птиц.
Я поспешил к месту нашей переправы. Минер, конечно, станет переходить реку только здесь, если он уже этого не сделал. В ином месте переправиться невозможно. А до другого брода, по моим предположениям, было шесть часов ходу для отдохнувшего человека, а для Минера с Аделой — все двенадцать.
Я спрятался у переправы и начал всматриваться в противоположный берег. Облака рассеялись, из-за горы показалась луна, озаряя окрестности призрачным светом. В лунном сиянии серебрилась река. Деревья подступали к самой воде. Стальной канат, натянутый между двумя берегами, поблескивал, отражаясь в волнах.
Прошло часа два, а я все вглядывался в противоположный берег. Казалось, уже нечего было надеяться увидеть своих товарищей, но вдруг я различил на опушке леса на той стороне две тени. Одна из них остановилась и подняла руки вверх! Или мне это просто показалось? Вот линия стального каната словно бы оборвалась посередине. Кто-то тянул обруч. Темная фигура двигалась легко и быстро. Я подполз совсем близко. А вдруг это бандиты?
— Руки вверх! — крикнул я, когда человек ступил на этот берег.
Однако вместо ответа раздался выстрел и послышался женский возглас. Это была Адела. Винтовка висела у нее на шее. Девушка выстрелила, не снимая ее. Это Минер научил нас так стрелять.
— Адела, — произнес я, — ты чуть не убила меня.
— Это ты?
Она глотнула воздух. Понимает ли она, как я ждал ее и как хочу, чтоб она бросилась мне на шею? Судя по всему, у нее было иное настроение.
Адела освободилась от веревок.
— Порядок! — крикнул я, повернувшись к тому берегу.
— Эй? — вопросительно откликнулся Минер.
— Наши здесь! — прокричал я, понимая, что в данной ситуации нужно именно так поступить. Я снова был солдатом.
— Здесь батальон из третьей! — заорал я изо всех сил.
— Здесь пролетарская, — ответил Минер. — Все в порядке.
Наши голоса в ночи перекрывали шум воды. Однако никто ни в лесу вдоль обоих берегов, ни на горных лугах, вверху, куда нам предстояло идти, ни внизу, у самой воды, не отозвался на наш крик — ни возгласа, ни выстрела. Минер командовал несуществующим отделением, а мы вдвоем с Аделой изображали батальон. Минер привязался к обручу и переправился. Мне казалось, он готов был нас обнять, однако сдержался.
— Пошли, — проговорил он, — теперь-то мы доберемся до наших.
Адела отвернулась. Плечи ее вздрагивали. Она с трудом сдерживала рыдания.
— Скверное это место, — сказал Минер, глядя на воду.
— Бывало похуже, — заметил я.
— Скверно и то, что мы переправились, но не стоит оплакивать прошлое, — продолжал он.
— Прости, — тихо произнесла Адела.
— Два года назад здесь был наш штаб, Минер. Вот тут, прямо над головой. В хибаре на самом откосе. Она потом сгорела, — вспоминал я.
— Да, штаба нет, — вздохнул Минер. — Но у нас остались еще эти винтовки.
— Я ненавижу винтовки, — сказала Адела.
Больше мы не вымолвили ни слова. Местность была пересеченной, и за час мы проходили не больше трех километров. А нам предстояло шагать всю ночь. В тишине лишь трава шелестела от наших шагов.
Утром мы взобрались на высокий холм. Вдалеке виднелись села. Серебристые нити тумана тянулись к восходящему солнцу. Какой-то невыразимой прелести был полон и этот туман, и темный ковер лугов, и чистое утреннее солнце, словно огромный факел, озаривший окрестность. Трава повсюду засверкала каплями росы.
Мы пришли, — нарушил тишину Минер. — В этих краях банд нет.
— Хорошо, — вздохнул я.
— Что это за земля? — спросила Адела.
— Ничья, — ответил Минер. — После немецкого наступления местные жители и сами не знают, на чьей они стороне. Здесь нет никакой власти, и никто никого не трогает.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался я, так как меня мучила неизвестность.
— Здесь граница двух срезов[14], — ответил Минер. — Он сдвинул шапку, вытер ладонью лоб и, глядя на меня спокойными, синими, как небо, глазами, добавил: — Пришло время!
Было вполне очевидно, что он хочет податься в свои края, и это, конечно, само собой разумелось. И тем не менее мне казалось, что расставание наступило слишком быстро, и я почувствовал себя страшно одиноким.
Как февральское солнце, только вспыхнув, сразу же исчезает за тучами, так и взгляд Аделы осветил меня на мгновение. Молчание становилось тягостным. Наконец я глухо проговорил:
— Попрощаемся.
Минер был невозмутим, словно не замечал моего состояния.
— Я должен идти в свой срез. У меня задание. Ты, — обратился он к Аделе, — можешь присоединиться к одному из нас.
Легкий ветерок пробежал по траве. Туман рассеивался, открывая вход в ущелье. Повернувшись к Минеру, Адела спросила:
— Можно я пойду немного с тобой? Согласен?
— Разумеется, — ответил Минер.
Крепко пожав мне руку, он произнес на прощание:
— Спасибо за дружбу. Ты — хороший человек.
Минер и Адела спустились в ущелье. Я долга смотрел им вслед. Они становились все меньше и меньше и вот совсем исчезли в тумане.
«Ну что стоишь? — презрительно бросил я себе. — Шагай вон туда, на север. До сих пор ты все время шел на восток. Теперь пора повернуть на девяносто градусов».
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.