Семь бойцов - [21]

Мы спускаемся в каньон.

— Ох! — вскрикнула Рябая, хватаясь за ветку.

Склон отвесный. Ни одна лошадь не пройдет по такой крутизне. Тропа петляет по скалам. С южной стороны они вымыты дождем, на востоке — ноздреваты: здесь больше поработал ветер. Один из утесов держится на тонкой каменной подставке и, кажется, вот-вот обрушится в бездну.

— Погодите, — произнес старик.

— Что такое?

Старик показывал на запад. Судейский позвал Йована:

— У тебя глаза лучше.

Йован, как всегда, проворчал:

— Чего ты нас задерживаешь?

— Что ты увидел? — спросил Минер.

— Ограду, — ответил Йован после долгого молчания.

— Это в самом деле ограда? — спросил старик.

— Ограда, — сердито повторил Йован. — А ты хорошо слепцом прикидываешься.

— Спасибо, — старик приподнял на голове круглую шапку, словно обращаясь с просьбой. — Твоя мать вовремя тебя родила.

— Не ссорьтесь! — произнес Минер.

Адела стояла на тропинке внизу и, когда Йован поравнялся с ней, укоризненно сказала:

— Опять вы ругаетесь!

Он махнул рукой и даже не взглянул в ее сторону.

Мы шли дальше. Только камешки сыпались из-под ног.

— Трудно стало идти, — сказал Минер.

— Мне тоже, — признался я.

— Колени — как свинцом налиты.

— От голода. На колени самый большой груз приходится. А теперь этот механизм ослаблен.

Я произносил слова наобум и удивлялся их логике.

— Будет ослаблен, если испорчен механизм, который управляет миром, — ответил Минер. — Нам еще сто километров. Это много?

— Нет.

— Только б народ не убежал с этой проклятой горы.

— Слушай, неужели мы все время будем идти по горам?

— Если спустимся в Жупу, может случиться беда.

— И все-таки надо. Так ведь невозможно.

— Но спуститься вниз — еще опаснее,

— Мы не хотим видеть чужую смерть, — сухо сказал я, — но можем увидеть свою — от голода.

— Поговорим об этом потом, когда придет время.

— Почему не сейчас?

— Рано, — ответил Минер.

— А если нет?

— Неужели ты думаешь, что нет?

— Не лучше ли это сделать, пока есть силы?

— А где бы мы спустились?

— С той стороны.

— Я думал об этом, — сказал Минер. — Там мы будем завтра вечером. И ослабеем еще больше.

— Верно.

— А надо ли нам вообще спускаться в село?

— С каких это пор ты стал таким нерешительным? — вскипел я.

Он ничего не ответил, только сердито взглянул на меня.

Почему он так осторожен? Теперь опасность, казалось бы, значительно уменьшилась, но он, как гризли, постоянно нюхающий воздух, не подскажет ли ветер о приближении врага?..

Камни скатываются из-под ног и, прыгая по склону, скрываются в глубоком ущелье, откуда веет прохладой. Ближе к воде зелень становится гуще. Мы спускаемся вот уже два часа. Старик астматически задыхается. Он похож на измученного лешего: седой, небритый, кожа — как дубовая кора. Над нами вздымается небо. Светлая вершина сливается с его голубизной. Нелегко нам придется, пока поднимемся на противоположный склон.

Я снова посмотрел на Минера. Он словно громадный дубовый кряж движется впереди меня! Загадочное, как у сфинкса, лицо. Нередко случается, что люди, минуя большую опасность, вдруг теряют прежнюю прозорливость, попав в иные условия.

Так, если ты окажешься в магнитном поле, стрелка твоего компаса перестанет повиноваться. И пока ты не пройдешь это поле, компас бесполезен. Наверное, и Минер, выйдя из зоны действия немецких войск, стал бояться этой мнимой безопасности.

Брось геройствовать, говорил я себе. Бывали дни, когда и ты трусил. И боялся, как бы случайная пуля не попала в тебя. Бывали дни, когда ты слишком высоко ценил свою жизнь и не отличался храбростью. Ты забываешь об этом? Конечно, я никогда не отказывался от принятого решения. И воюю по доброй воле. Мне ни разу не пришло в голову не выполнить задание. Но вспомни! Иначе тебя бы расстреляли. Может быть… Но я выбрал сам свою судьбу и за наше дело буду бороться до конца. Разве это не храбрость? Но так поступают все! Значит, если идешь к цели, не думай о случайной пуле? Так ли это? Наполеон тоже рисковал, но рисковал по-крупному. И наше дело — не менее крупное. Проиграем — милости не жди. Война, может быть, будет тянуться год, а то и больше. Никто не знает, когда она кончится. Итальянцы могли бы нам помочь. Их войска занимают четверть нашей территории. Вот поднялась бы суматоха в уездах! И тогда капитулировал бы этот жалкий король из Рима. Говорят, он живет в бомбоубежище под сорокаметровой насыпью. Короли обычно не погибают, хотя первыми начинают войны. К черту такие мысли. Наша задача — сохранить себя и своих товарищей…

На привале Адела задумчиво смотрит на скалы. Цикада звенит серебром. Оса завизжала над нами и, сделав вираж, как самолёт-истребитель, исчезла в воздухе.

XVI

И опять мы шли часов пятнадцать. Нам удалось проскользнуть между двумя бандами. С восточной стороны нас прикрывали скалы. Шагая по невспаханному полю, мы услышали, как где-то вдали снова затрещали выстрелы. Все остановились.

— Стреляют из-за Каменистой Главы, — сказал старик.

— Далеко отсюда? — спросил я.

— День ходу. На свежие ноги. Это вон там, где гора торчит! — указал он рукой. — Двадцать лет назад я проходил по этим краям. Но тогда я был другим человеком. В двадцати километрах отсюда — село; в горах. Чуть вправо.