Семь атаманов и один судья - [40]

Храбрый офицер во избежание риска заранее заминировал машину, подготовил ее к взрыву. Искусно маневрируя, ему удалось вывести «катюшу» в расположение наших частей.

Однако старший командир, не разобравшись в сути дела, поспешно отдал офицера под суд. Для формального осуждения, естественно, основания были. Военный трибунал отстранил офицера от должности, лишил воинского звания и орденов. Тем же решением он осужден был отбывать наказание в штрафной роте.

Все это произошло в мое отсутствие. Как только мне доложили о случившемся, я сам решил расследовать дело. Учел все обстоятельства, взвесил все доводы, говорящие «за» и «против». Я обратил внимание на то, что в материалах судебного дела отсутствовали факты, указывающие на то, что офицер заминировал машину, на то, что он принял все меры предосторожности. Таким образом, любой риск попасть в руки противника исключался.

Выяснив все обстоятельства, я обратился по команде. Вскоре меня принял генерал. «Понимаете ли, полковник, — спросил он, — какую ответственность вы на себя берете?» — «Понимаю!» — подтвердил я.

Внимательно выслушав мой доклад, генерал спросил: «Не приходилось ли вам встречаться с аналогичным случаем в судебной практике?» — «Приходилось».

И я ему рассказал древнюю греческую легенду. Как говорит предание, однажды на один из греческих городов напал враг. Воин, который в это время купался, даже не успел одеться. Как был, так и ринулся в бой, взяв в одну руку меч, а в другую пику. Дрался он отважно.

«После сражения, — сказал я генералу, — тут же, на поле боя, собрались жрецы. Они оштрафовали воина за то, что дрался без щита, и наградили золотым оружием за отвагу».

— Как закончилась судьба командира «катюши»? Направили его в штрафную роту или оправдали? — спросил Азамат.

— С ним поступили точно так же, как и с тем древним спартанцем, — улыбнулся Седой.

Не скисать

Из-за реки черным покрывалом, тугим и тяжелым, неслись грозовые тучи. Но над самой рекой свирепствовал восточный ветер, который рвал их на клочки и разносил по разным закоулкам неба.

Река не осталась безучастной к тому, что совершалось на небе: она хмурилась и волновалась. Разбушевавшиеся волны гонялись друг за дружкой, дыбились и рассыпались.

Белая-белая река даже почернела от натуги.

— Она перестала мне нравиться, — произнес Седой, сидя на прибрежном песке.

Флотилия только что совершила рейс на тот берег и обратно. Щеки гребцов были горячие от закончившейся тяжелой работы, а руки — мокрые от речной воды.

С самого утра атаманы перевозили пассажиров через реку: было воскресенье, горожане ехали отдыхать. После обеда людской поток повернул обратно. И вот в самую страду налетел встречный ветер.

Седой сидел в задумчивой позе, не зная, что предпринять. В нем, очевидно, боролись два чувства. Он желал преподнести мальчишкам очередной урок мужества, но, с другой стороны, его пугала ответственность, которую он нес за ребячьи жизни.

Но если не рискнуть сейчас, когда же он преподаст урок отваги?

Он знал, что дети внимательно наблюдают за ним. Они строгие судьи, умеющие безошибочно отличить доблесть от трусости.

— На весла! — скомандовал он после того, как сильными толчками отвел лодку от берега. — Выходим в последний рейс…

У него за рулевого сидела Земфира. Это и естественно, потому что «Чайка» — флагманское судно. А вся флотилия вытянулась за «Чайкой». На «Беркуте» греб Азамат, а за рулевого был Кагарман, а на «Жаворонке» Тамара рулила, а Тагир сидел на веслах. На «Коршуне» потели двое: Камал вместе с Борисом-Кипарисом.

На середине реки Седой занял место посередине кильватерного строя, чтобы быть готовым оказать при необходимости помощь любой лодке.

Ближе к тому берегу река вовсю задурила. Волны с грохотом неслись на флотилию добрых атаманов, угрожая опрокинуть самих гребцов и разнести в щепки их корабли.

Стараясь перекричать шум волн, Седой то и дело устраивал из ладоней рупор, и на всю флотилию гремел его голос:

— Держать курс на бакенщика!

Крохотная пристань казалась самым тихим уголком на всем побережье. Однако полный покой она сулила лишь издали. Под яром волны швыряли лодки без всякой жалости.

К счастью, на помощь пришел горбатый бакенщик. Делал он свое дело молча и отважно, хотя имел полное основание накричать на мальчишек: какой же дурак, дескать, садится за весла в такую погоду!

Он не стал шуметь, потому что он и Седой были давнишние приятели.

— С обратным рейсом советую погодить, — рассудил бакенщик, приглашая гребцов в свой ветхий домик. — Заодно тащите и дрова, если хотите обсушиться.

Не успели они рассесться вокруг печки, как грянул гром. Все отпрянули назад. А Камал вместе со стулом шлепнулся на пол.

— Молния ударила прямо по чугунке! — стал доказывать он.

В этот миг выглядел он забавно, но никто не поднял его на смех. Не до того было! Над крышей беспрерывно гремел гром, и ослепительные молнии то и дело лопались рядом, то на крыльце, то под окном, то чуть подальше, над железнодорожным мостом.

Тут уж не до шуток!

Грозе, естественно, никто не обрадовался. Более того, основательно забеспокоился бакенщик, как только услышал гудок буксира.