Сэляви - [22]

Младенчик или дурачок?

Вот я — сутулая, чумазая,

За сверстницами не поспевшая.

Как юный суслик, черноглазая.

Как старый ослик, поседевшая.

Давай считать мое батрачество

За баловство и за лихачество.

Лохань стихов — лохань белья,

Лихая линия моя…

А жизнь идет, грибная, дачная,

То погребная, то чердачная.

Течет молочная, кисельная,

Как старенькая колыбельная.

Давай считать мое бодрячество

За озорство и за чудачество.

Горит в огне вязанка дров.

Горит во мне вязанка слов.

* * *

Я пустышечку несу,

Я колясочку трясу.

Баю-баю, моя крошка!

Мы живем с тобой в лесу.

Дружка к дружке все рядком,

Держим кружки с молоком.

А у дома на опушке

Ходит дядька с узелком!

Может, вышла бы в лесок

За калитку хоть разок,

Я нашла бы того дядьку,

Поболтала б с ним чуток…

Он пастух или кузнец,

Этот самый молодец.

Может, он киномеханик,

Зоотехник, наконец.

Он прохожая душа

И похож на алкаша.

И бредет себе по лесу:

Жизнь трудна, но хороша!

Ночь чернее, чем зрачок.

Повернемся на бочок.

Маме к песенке придумать

Остается — пустячок.

* * *

Пустеет дом, пустеет сад.

И флигель спит, и флюгер.

Как будто много лет назад

Здесь кто-то жил да умер…

А здесь любовь моя жила —

Жила, не выбирала.

Она горела, но дотла

Зола не выгорала.

Костер из листьев — погляди,

В нем ни тепла, ни жара.

Но он дымится посреди

Всего земного шара.

* * *

Если барышня читает

увлекательный роман,

Если барышня считает,

что в романе все обман,

А в делах ее, признаться, в

се отлично, хорошо —

Значит, барышне — шестнадцать,

ей семнадцатый пошел!

Если барышня гадает

по руке и по кольцу,

Если барышня страдает —

это видно по лицу —

Или в сад стрелой помчится,

будто кто ее позвал, —

Скоро, видимо, случится

первый выход, первый бал!

Все-то барышню пугает,

все-то барышню манит.

Дома маменька ругает,

дома маменька бранит.

Ей в пример подруг приводят

образец иных манер.

Что же глаз с нее не сводит

этот стройный кавалер?..

Если барышня на даче

ночью выглянет в окно,

Если барышне Наташе

все покажется чуднò —

Не чуднò тебе, а чýдно!

В доме оставаться трудно,

Выйди из дому, Наташа.

Нынче все разрешено!

* * *

Силы небесные, силы неравные!

Вечер недолог, путь недалек.

Если не с бездною, значит, с нирваною,

тихий усталый веду диалог.

Силы небесные, силы всесильные,

кончится август, я в осень войду.

Реки молочные, бреги кисельные

не замерзают в этом саду.

Силы небесные, строки вечерние,

сны беспокойные, светлая тьма,

силы сыновние, силы дочерние,

дети как дети, зима как зима.

Силы сыновние, силы дочерние,

дети как дети, зима как зима.

* * *

Богата и щедра,

Я раздала долги

И позвала к себе друзей мириться.

Съезжаются ко мне

Вчерашние враги,

Твердя, что ссора впредь не повторится.

Богата и щедра.

А дом стоит пустой

И тих, как холостяцкая квартира.

И я драгунский полк

Пускаю на постой

И замуж выхожу за командира.

Богата и щедра,

Цветок бросаю вверх!

Средь офицеров — преданный любовник.

Он нынче для меня устроил фейерверк —

Ловите же гвоздику, мой полковник!

Богата и щедра.

Но вот уходит полк,

И муж, со мной простясь, садится в сани.

Какой в богатстве прок?

Какой в щедротах толк,

Когда мужское дело — поле брани.

Богата и щедра!

А полк — давно в снегу.

И муж лежит, рукой зажавши рану…

Бедна я и жадна!

К тому ж, у всех в долгу.

И, видит Бог,

Богаче я не стану.

* * *

Мы родились потомками,

Мы пронеслись потоками,

Чтобы зажечь потемками

Северную звезду.

Каждый с отчизною венчанный

Миру оставил женщину,

Странницу вечную

С шепотом «Жду».

Пять наших лиц — камеями,

Русских столиц каменьями.

Сделали, что сумели мы, —

Вы нам должны простить.

Ибо за все, что пройдено,

Преданы мы и проданы,

Ибо три слога — Ро-ди-на —

Загадочно просты.

Жизнь без нее нам не мыслится,

Как вам наша смерть без виселицы.

Над временем мы возвысились,

Пали, не взяв редут.

Мы воины светлого ордена,

Людским страданием вскормлены,

Верим, что все, что не пройдено,

Будущие пройдут.

* * *

Душа запомнила: зима была,

душа — как замок под замком,

я — молодая, как сомнамбула,

тащила саночки с сынком.

Температурка — не разваришься.

Стоит морозец над Москвой.

Мои удвоенные варежки

протерты грубой бечевой.

Стоит зима, Ее Величество,

засунув пальцы за кушак.

А я свой шаг сомнамбулический

не ускоряю ни на шаг.

Мне — двадцать лет, и я не лыжница,

мороз выдавливал слезу.

Сидит дитя, листает книжицу,

я тихо саночки везу.

Сквозь эту изморозь кефирную,

где санный след, но нет иных,

там я себя фотографирую

в протертых варежках цветных.

Душа запомнила: зима была,

и придорожный эпизод:

везет сомнамбулу сомнамбула,

везет, везет, везет, везет,

…везет сомнамбулу сомнамбула,

везет, везет, везет, везет.

* * *

И была на целом свете тишина.

И плыла по небу рыжая луна.

И зайчоночка волчиха родила,

И волчоночка зайчиха родила.

И зайчиха была верная жена,

И волчиха была честная жена.

Но зайчиха теперь мужу не нужна,

И волчиха теперь мужу не нужна!

Ты зачем, жена, зайчонка принесла?

Он от голода, от холода помрет.

Ты зачем, жена, волчонка родила?

Он окрепнет, осмелеет — нас пожрет.

Та качает свое серое дитя —

Та качает свое сирое дитя.

Та качает свое хищное дитя —

Та качает свое лишнее дитя.

И стоять на целом свете тишине,

И луне на небо черное всходить.

И зайчоночка родить одной жене,

А другой жене — волчоночка родить.

* * *

Я выбрал самый звонкий барабан

И бил в него, что было мочи.