Сельва - [8]

Словом, некоторое время все шло очень хорошо. Служба, уютная комнатка, книги, телевизор. Мне не было скучно. Наоборот. Устав от жизненных невзгод, я отдыхала за крепкими и надежными стенами фирмы. Конечно, я не собиралась оставаться там навечно. Накопить денег и начать новую жизнь — вот что было моей щелью.

Но настал день, разрушивший мой маленький теплый мирок, бросивший меня в сельву, заставивший пойти против совести.

Я и не подозревала, что это конец.

Конец!

Вако

Конец!

Келин закончила передачу, но почему-то остается сидеть на поваленном дереве.

Вообще-то она ничего, красивая! Только я перед женщинами робею. Они будто из другого теста. При них я и двух слов связать не могу: заикаюсь, краснею, мычу. И они меня не любят. Нос воротят. Говорят, что дурак неотесанный. А чем я хуже того же Пихры?

А Келин красивая! Я бы ей, пожалуй, дал золотой, а может, и целых два из тех трехсот, что мне Брас обещал…

Нет, не дам! Зачем ей деньги? Ведь ей и так конец. Убийц на нас хотела навести! Плакало бы тогда мое золото. Хоть и красивая, а такая же, как девицы в кабаке Тонца: зазеваешься — облапошат в момент!

— Вперед, — говорит Брас и толкает меня в спину.

Бросаюсь в кусты. Ветки трещат, но Келин как будто и не слышит ничего.

Подбегаю к ней и начинаю выкручивать ей руки. Какие они тонкие, словно и не человеческие вовсе…

Подходит Брас и включает фонарик.

— Как же так, Келин? — спрашивает он, выворачивая ее карманы. По-моему, в ваши обязанности не входит ведение радиопередач. Или вам доплачивают, как радисту?

И что за дурацкая манера задавать вопросы, когда и так все ясно? Чего тянуть?

— Так что же вы молчите, милочка? Вам ведь есть что рассказать.

Келин не отвечает. В электрическом свете лицо ее словно присыпано мелом. Голова запрокинута, рот открыт. Глаза — дикие, как у кошки, которой подпалили шерсть…

С чего это я взял, что она красивая?

— Молчите? — говорит Брас и щелкает лезвием складного ножа. — По векселям надо платить. Даже если вы женщина.

Зрачки Келин превращаются в черные монеты. Она дергается и вдруг начинает кричать — тонко и жутко, как птица, укушенная говорящим скорпионом.

— Тихо! — шипит Брас и пытается заткнуть ей рот.

Поздно! Кусты раздвигаются, и на поляне появляются Илм и Арвин с фонарями в руках.

Келин уже не кричит, она мешком повисла в моих объятиях.

Брас вне себя от злости. Еще бы! Одно дело убрать человека по-тихому и все списать на сельву, другое дело — при свидетелях.

Илм смотрит на нас, выкатив глаза. Руки его разжимаются.

Фонарь падает на землю.

Буфи Илм

Фонарь падает на землю.

Боже мой! Что эти негодяи делают с Келин?!

Бросаюсь вперед и бью Вако в его расплющенный нос. Он даже не покачнулся: рычит и наносит мне удар ногой. Падаю, но тут же поднимаюсь. Чьи-то цепкие руки хватают меня за локти и прижимают их к бокам.

Оборачиваюсь и вижу широкое лицо Браса. Ночь смазывает черты, но все равно чувствуется, что он зол и напряжен. Пытаюсь вырваться, но Лен намного сильнее меня.

А мерзавец Вако продолжает держать в объятиях бесчувственную Келин. Она в его руках, как крошечная лань в когтях тигра.

Что с ней хотели сделать? Ночью, в джунглях…

Арвин стоит и непонимающе крутит головой. Огонек его сигареты бросает рубиновые блики на скуластое бородатое лицо.

— Най! — кричу, стараясь вырваться из лап ботаника. — Помогите! Они же убьют ее!

Проводник еще несколько секунд стоит в нерешительности, затем медленно подходит к Вако и говорит тихо, но с угрозой:

— Отпусти. Слышишь?!

Вако рычит, но женщину не отпускает. Он смотрит на Браса, словно спрашивая, как ему поступить.

И вдруг я чувствую, что руки мои свободны.

— Брось ее, Вако! — приказывает Лен и устало опускается на траву.

Вако разжимает объятия, и Келин валится на землю. Белые волосы рассыпаются по плечам.

— Что здесь происходит, черт побери?! — кричу я, бросаясь к лежащей женщине. — Что вы хотите от этой несчастной? Объясните наконец, Брас!

Ботаник роется в кармане, вытаскивает из его глубин стеклянный цилиндрик, вытряхивает на ладонь таблетку и, сморщившись, глотает ее.

— Если бы не мы, эта «несчастная» женщина отправила бы всех нас на тот свет и глазом не моргнула, — говорит он, убирая таблетки обратно. Она же подсадка!

В голове крутится разноцветный хоровод, будто мозги заменили опилками и они утратили способность соображать.

— Ничего не понимаю… Какая подсадка? При чем здесь Келин? - растерянно спрашиваю я. Просыпаются смутные подозрения. Мне становится страшно, и я глушу их.

Брас молчит. Он о чем-то размышляет.

— Пойдемте к костру, — наконец говорит он и тяжело встает, прижимая руку к груди.

Вако ухмыляется и мгновенно исчезает в зарослях. Арвин курит как ни в чем не бывало. Он затягивается глубоко, с присвистом, и, как всегда, обводит джунгли подозрительным взглядом. Равнодушие его напускное. Происшествие волнует его не меньше, чем всех остальных.

Беру Келин на руки и осторожно иду к лагерю. Она маленькая, трогательная, как спящий ребенок. Пряди белых, с золотым отливом волос цепляются за ветви и шипы. Глаза закрыты, поэтому лицо в темноте кажется сплошным размытым пятном.

Почему Брас назвал ее подсадкой? Да и что значит — подсадка? Что же ты сделала, Келин? В чем твоя вина? Жила ты на Эсте и, наверное, не подозревала, что существует страшная планета Ферра. Что забросило тебя сюда, что заставило погрузиться в мир сельвы, страшный не своей природой, а своими людьми?