Сельская учительница - [39]

Каваргина вслед за завучем вкрадчиво подсказала:

— О коллективе подумайте… И о себе тоже. Вы — способный педагог, и такой результат в четверти для всех нас большая неожиданность…

Валентина заколебалась. Она вспомнила Сеню Туркова — паренька тихого, старательного, она часто замечала, когда тот писал за партой контрольную, он всегда держал козырьком ладонь над тетрадью, боясь, чтобы сосед не заглянул. Такое поведение ученика не нравилось Валентине, она готова была простить подсказку, но порой с неприязнью поглядывала на маленького эгоиста. Возможно, и это повлияло на оценку? Сережа Вершинин вел себя по-иному. Вертлявый, непоседливый и невнимательный, он даже с доски умудрялся списывать с ошибками, но отвечал всегда бойко и правильно.

— Конечно, если вы абсолютно уверены, можете не исправлять, дело ваше, — продолжала завуч.

— Я исправлю. — Валентина взяла ручку, зачеркнула двойки и поставила ребятам по тройке.

— Вот и хорошо, — одобрительно заулыбалась Марфа Степановна. — Возьмите классные журналы и остальные отметки уточните.

Валентина вышла в учительскую.

— Ну как, Валентина Петровна, прошли индивидуальную обработку? — весело блестя глазами, спросил Василий Васильевич. — Ах, вы еще не всю нашу терминологию усвоили. Вызывало, вас начальство из-за оценок?

Она рассказала о посещении директорского кабинета.

— Исправили двойки? — Василий Васильевич снял очки, протер их носовым платком, опять водрузил на переносицу, будто хотел получше рассмотреть учительницу. — Зачем же вы пошли на такое? — с досадой говорил он. — Слов нет, оценки ваши не совсем точны, я знаю каждого вашего неуспевающего. Переборщили вы. Но если оценка выставлена, ученику объявлена, она — закон и исправлению не подлежит. Мы подчас не учитываем одного важного обстоятельства: ученики наши — народ грамотный, газеты читают, радио слушают, они хорошо осведомлены в том, что их учителя стремятся работать без второгодников, и потому иногда кое-где рассуждают примерно так: все равно учитель тройку поставит и перетащит в следующий класс. Своим исправлением оценок вы оказали медвежью услугу кое-кому из своих питомцев.

— Но если я действительно ошиблась, если Турков и Вершинин достойны другой оценки.

— Вполне возможно, — согласился Василий Васильевич. — Но исправлять двойки надо было не в директорском кабинете, а в классе, чтобы ребята знали. Ошибается каждый, но признавать свои ошибки умеет далеко не всякий.

Валентине было неловко слушать это. Она злилась на завуча, на Каваргину, на Ракова, которые уговорили ее, как маленькую, как несмышленую. А больше злилась все-таки на себя: не устояла, исправила оценки, поставила, по выражению Игоря, «маленькие тройки»… Она даже не предполагала, что из-за этого ей придется еще краснеть и злиться.

* * *

Когда Вера Побежимова сказала, что Валентина Петровна просила всех задержаться после пятого урока, Федор Быстров крикнул:

— Опять двадцать пять! Не думает ли она расписать, как нам вести себя в дни праздников!

— Нет, Федя, не беспокойся, — нарочито серьезным баском отозвался Дмитрий Вершинин. — Сна персонально спросит у тебя, почему из вашего сарая спиртным душком потягивает и соблюдаются ли противопожарные правила при самогоноварении.

— Какой тебе самогон? Ты что плетешь? — отмахнулся Быстров.

— Ребята! — воскликнула Люся Иващенко. — Я догадываюсь, что произойдет: ВэПэ в торжественной обстановке откажется от нашего класса!

— Вот почему надо избрать делегацию для подписания акта капитуляции! — опять подал голос Федор Быстров.

— Ты-то, Федя, чего надрываешься, — остановил его Дмитрий Вершинин. — У девчат есть веская причина: кому хочется получать чудесные тыквы на велосипедных состязаниях…

— Слушай, Вершинин! — вспыхнула задетая за живое Аня Пегова.

— А чего слушать? Закатилась твоя велосипедная звездочка… А потом и другое возьми, — вновь обратился Вершинин к Быстрову. — Злятся наши девушки, а почему? Валентина-то Петровна покрасивее их, вместе взятых…

Этого девушки стерпеть и вовсе не могли, особенно Люся Иващенко, считавшая себя чуть ли не первой красавицей в Михайловке. Ко всему прочему примешивалась еще и девчоночья ревность, потому что большинство юношей-одноклассников потянулись к учительнице…

Подходя к полуотворенной двери, Валентина услышала смех, шум и оробела, и сердце тревожно сжалось в груди. А надо ли затевать откровенный разговор? Не повременить ли? И что ты скажешь им после того, как сама поступилась, исправила оценки? «Надо, иди!» — приказала она себе и решительно шагнула в класс. Шум оборвался. Все встали.

— Садитесь, — разрешила Валентина.

Аня Пегова, подсевшая было к Люсе Иващенко, перебежала к своей парте. Федор Быстров демонстративно снял с руки часы, положил перед собой, как бы предупреждая — не будем засиживаться, время дорого. Яков Турков нетерпеливо выглядывал в окно.

— В среду по плану — у нас классный час, — начала Валентина и расслышала насмешливый шепоток Федора Быстрова:

— Оч-чень важное мероприятие.

— Среда совпадает с праздником, и я думаю «оч-чень важное мероприятие», как совершенно верно определил не ошибающийся товарищ Быстров, провести сегодня. Возражений нет?