Сельская честь - [2]

– Я схожу с ума из-за тебя, – говорил Туридду. – Я теряю сон и аппетит.

– Вздор.

– Я хотел бы быть сыном Виктора Эмануила, чтобы жениться на тебе!

– Вздор.

– Клянусь Мадонною, что я съел бы тебя, как хлеб!

– Вздор.

– Ох, клянусь честью!

– Ох, мать моя!

Лола, подслушивавшая их каждый вечер из за вазы с базиликом, то краснея, то бледнея, позвала однажды Туридду.

– Итак, кум Туридду, к старым друзьям больше не заглядывают?

– Да! – вздохнул юноша, – счастлив тот, кто может заглянуть к вам.

– Если вы желаете заглянуть ко мне, то вы знаете, где я живу! – ответила Лола.

Туридду стал заглядывать к ней так часто, что Санта заметила это и захлопнула окно перед его носом. Когда стрелок проходил, соседи указывали на него с улыбкою и покачивали головою. Муж Лолы объезжал ярмарки со своими мулами.

– В воскресенье я пойду исповедоваться, потому что ночью мне приснился синий виноград, – сказала Лола.

– Не ходи, не ходи! – упрашивал Туридду.

– Нет, теперь скоро Пасха, и мой муж захочет узнать, почему я не была на исповеди.

– Ах! – шептала Санта, дочь дяди Кола, ожидая на коленях своей очереди перед исповедью в то время, как Лола делала стирку своим грехам. – Клянусь душою, что не пошлю тебя в Рим на покаяние!

Кум Альфио вернулся со своими мулами, нагруженный деньгами, и привез жене в подарок на праздник красивое, новое платье.

– Вы правы, что привозите ей подарки, – сказала ему соседка Санта, – потому что, когда вас нет здесь, жена украшает ваш дом!

Кум Альфио был из тех людей, которые держат ухо востро и, услыша такие слова про жену, побледнел, точно его пырнули ножом. – Черт возьми! – воскликнул он. – Если вы ошибаетесь, то я не оставлю вам в целости глаз, чтобы плакать, ни вам, ни всей вашей родне!

– Я не привыкла плакать! – ответила Санта. – Я не плакала даже, когда видела этими самыми глазами, как Туридду, сын тетки Нунции, входил ночью в дом вашей жены.

– Ладно, – ответил кум Альфио. – Я очень благодарен вам.

Теперь, когда ревнивец вернулся, Туридду не болтался больше днем по улице и переваривал свое горе в трактире с товарищами; в канун Пасхи перед ними стояло блюдо с колбасою. Когда вошел кум Альфио, Туридду понял по одному тому, как он устремил на него глаза, что тот пришел по делу, и положил вилку на блюдо.

– Что прикажете, кум Альфио? – сказал он ему.

– Я ни о чем не прошу, кум Туридду. Я уже давно не видал вас и хотел поговорить с вами-вы знаете о чем.

Туридду протянул было ему стакан, но Кум Альфио оттолкнул его. Тогда Туридду встал и сказал:

– Я готов, кум Альфио.

Тот охватил его шею руками.

– Если вы согласны придти завтра в фиговую рощу, то мы сможем поговорить об этом деле, кум.

– Подождите меня на рассвете на большой дороге, и мы пойдем туда вместе.

При этих словах они обменялись поцелуем вызова. Туридду сжал зубами ухо перевозчика, что означало торжественное обещание явиться.

Товарищи молча оставили колбасу и проводили Туридду до дому. Бедная тетка Нунция ожидала его ежедневно до позднего вечера.

– Мама, – сказал ей Туридду: – помните, когда я ушел в солдаты, вы думали, что я больше не вернусь? Поцелуйте меня крепко, как тогда, потому что завтра утром я ухожу далеко.

Еще до рассвета он вытащил большой нож, спрятанный им в сене, когда он уходил в солдаты, и отправился в путь по направлению к фиговой роще.

– Боже мой! Куда вы идете такой взволнованный? – всхлипывала Лола в испуге, когда муж собрался уходить.

– Я пойду здесь неподалеку, – ответил кум Альфио: – но для тебя было бы лучше, если бы я не вернулся.

Лола в рубашке молилась у кровати, прижимая к губам четки, привезенные ей отцом Бернардино из Святой Земли, и читая столько «Богородиц», сколько могло поместиться на них.

– Кум Альфио, – начал Туридду, пройдя часть дороги рядом со своим спутником, который молчал, надвинув берет на глаза. – Как Бог свят, я знаю, что неправ, и дал бы убить себя. Но перед тем, как уйти из дому, я видел свою старуху, которая встала, под предлогом накормить кур, чтобы повидать меня перед уходом, точно сердце подсказывало ей правду, и, как Бог свят, я убью вас, как собаку, чтобы не плакала моя старушка.

– Прекрасно, – ответил кум Альфио, снимая с себя жилет, – будем оба драться на смерть.

Оба хорошо владели ножом. Туридду получил первый удар и ловко принял его в руку; вернул он удар метко и попал прямо в пах противнику.

– Ох, кум Туридду! Вы, видно, серьезно намереваетесь убить меня!

– Да, я же вам сказал это. После того, как я видел свою старуху с курами, она все время стоит у меня перед глазами.

– Откройте глаза хорошенько! – крикнул ему кум Альфио. – Я верну вам полную меру.

Стоя совсем согнувшись, чтобы придерживать левой рукою рану, причинявшую ему страдания, и почти касаясь локтем земли, он быстро схватил пригоршню песку и бросил в глаза противнику.

– Ох! – зарычал ослепленный Туридду: – я пропал.

Он старался спастись, с отчаянием отпрыгивая назад, но кум Альфио настиг его и нанес ему второй удар в живот и третий в горло.

– Вот тебе и третий! Это за дом, который ты мне разукрасил. Теперь твоя мать оставит своих кур.

Туридду, метнулся несколько раз туда-сюда среди смоковниц и упал, как безжизненная масса. Кровь, пенясь, клокотала в его горле, и он не успел даже произнести: – О, мать моя!