Сэлинджер: тоска по неподдельности - [2]

Что же касается его жизни, пишущим о Сэлинджере приходится довольствоваться немногочисленными твердо установленными фактами и скудными интервью, одно из которых, данное школьнице из Клермонта, носит полушутливый характер. Конечно, многое остается не проясненным, вызывает споры. Однако биографическую канву можно восстановить без труда.

Находят что-то знаменательное в том, что дата рождения Сэлинджера — 1 января 1919-го, первый день первого мирного года после первой катастрофической войны нашего столетия. Впрочем, не исключено, что в действительности дата другая, неделей раньше или позже: документов нет, а склонность Сэлинджера мистифицировать публику, чрезмерно интересующуюся его частной жизнью, хорошо известна. Он, например, как-то обмолвился, что у него дед по отцу был раввином, хотя это, похоже, чистая выдумка. Биографы не обнаружили никаких следов иудаистского воспитания. Зато установили, что отец писателя, коммерсант-оптовик, всю жизнь занимался импортом ветчины из Европы. Детей (была еще сестра Дорис, восемью годами старше) растили в духе методизма. Этого хотела мать, по происхождению ирландка с шотландскими примесями, как большинство жителей Кливленда, родного города Сэлинджера.

Рос он, правда, уже в Нью-Йорке. Из скупых воспоминании писателя о его ранней юности контуром проступают картины спортивных летних лагерей для подростков, будничной рутины в военной школе «Вэлли-Фордж» — все это не оставит никакого следа на страницах будущих, книг Кажется, несколько раз он сопровождал отца, предпринимавшего поездки по торговым делам в Вену и в Польшу, затем служил на шведском пароходе, участвуя в развлекательных программах для купивших круиз по Карибскому морю. Обо всем этом нужно говорить со знаком вопроса, так как после «Вэлли-Фордж» в биографии Сэлинджера начинается время белых пятен. Серьезного образования он, во всяком случае не получил, хотя несколько месяцев посещал литературные курсы при Колумбийском университете. И в марте 1940-го напечатал свои первый рассказ.

Через полтора года война добралась и до Америки. Сердечная аритмия сделала Сэлинджера непригодным для пехоты. Нов армии он находился с начала мобилизации, участвовал в высадке на побережье Нормандии, был связистом, служил в контрразведке. Согласно неподтвержденной версии, на фронте он познакомился с Хемингуэем. Тот приехал к ним в часть с репортерским заданием и стал похваляться пистолетом, изъятым у пленного немца. А чтобы все убедились, как точно бьет люгер выстрелом снес голову цыпленку, — история очень правдоподобная, учитывая особенности Хемингуэя, не раз отмеченные мемуаристами. Сэлинджер был глубоко шокирован этой нелепой воинственностью. Выпады против Хемингуэя, олицетворяющего неприемлемый тип поведения, равно как невзыскательную литературу, появятся и в «Девяти рассказав» и в повестях о Глассах. А все началось, быть может, с того пустяшного фронтового эпизода.

1945 год был временем самой большой творческой активности Сэлинджера, если судить по публикациям. Он печатал рассказ за рассказом, и читателю уже был представлен Холден Колфилд; так звали солдата, который пропал без вести в Европе. Ему было всего девятнадцать лет. Остался брат, Винсент, — о его гибели мы узнаем из другого рассказа, — и совсем маленькая сестра Фиби. Потом появился и рассказ, где описан школьник Холден, каникулы, первая влюбленность, первое похмелье. Этим рассказом Сэлинджер дебютировал в «Нью-Йоркере», самом престижном из американских литературных журналов. Там он будет печататься все недолгие годы своей славы.

Известно, что первый вариант повести, которая и принесет ему славу, был готов у Сэлинджера к концу 1945-го, даже отправлен в издательство, но затем изъят автором и коренным образом переработан. Окончательная версия, получившая бернсовское название, — правда, строка из баллады шотландского поэта перефразирована, — увидела свет 16 июля 1951 года, и эта дата останется в истории американской литературы. К тому времени уже появились почти все ставшие знаменитыми новеллы. Известность Сэлинджера делалась все более широкой', да и Холден не явился для тогдашней читающей публики незнакомцем. Но все равно «Над пропастью во ржи» воспринимается как прорыв в другое литературное измерение. И не только. Это больше чем литература, скорее манифест, декларация, исповедание веры целого поколения, во всяком случае, художественный документ, увековечивший и свое время, и некий тип сознания.

Теперь это очевидно, но первые отклики критиков были очень сдержанными, а подчас и враждебными. Зато читательский триумф сразу стал несомненным, и для Сэлинджера началась эпоха благополучия. Тогда он и купил участок с домом на окраине Корниша, жил там со своим ризеншнауцером и писал «Фрэнни». Опубликованная в январе 1955-го, повесть стала его свадебным подарком Клэр Дуглас. Они поженились месяц спустя.

Теперь детям уже под сорок, и оба наотрез отказываются что бы то ни было сообщать журналистам, интересующимся творческой формой и психическим состоянием их отца. Волна восторгов, споров, недоумения пошла на спад где-то с середины 60-х, а нелюдимость Сэлинджера и его упорное молчание, — кроме запрета перепечатывать новеллы, не включенные в «Девять рассказов», от него не было вестей, — в итоге привели к тому, что он в массовом восприятии стал фигурой едва ли не легендарной или, по меньшей мере, принадлежащей далекому прошлому. Многие изумляются, узнавая, что он наш современник. И не только в метафорическом смысле.